Известный «революционный террорист», который осуществил в 1970 – 1980 -е годы десятки значительных террористических боевых операций против граждан арабского происхождения Израиля, Западной Европы и Америки в интересах Народного фронта освобождения Палестины, Красных бригад, колумбийской организации M-19, Фракции Красной Армии, баскской террористической организации ЭТА, Организации освобождения Палестины ООП и т. д.
Сотрудничал с Муамаром Каддафи, Хафизом Асадом, Саддамом Хусейном, Фиделем Кастро. Неоднократно бывал в «рабочих командировках» в Праге, Будапеште и Берлине, где его принимали сотрудники органов госбезопасности этих стран. На счету Карлоса Шакала жизни по меньшей мере 80-ти человек.
В истории мирового терроризма Карлос Шакал - личность без преувеличения легендарная. Но его мрачная слава во многом держится на мифах, которые были созданы не в меру буйным воображением газетчиков и ничего общего с реальностью не имеющих.
К примеру, его подозревали в том, что в 1966 г. Карлос проходил обучение в политическом лагере Мантансас на Кубе, опекавшемся секретной службой Фиделя Кастро и местным руководителем КГБ генералом В.Семеновым; там террорист якобы познакомился с колумбийским священником Камилло Торресом - одним из руководителей повстанцев и близким другом Че Гевары. Но Семенов начал отвечать за операции КГБ в Гаване лишь в 1968 г., а Торрес погиб в Колумбии еще в начале 1966-го и познакомиться с этой примечательной личностью Карлос сможет лишь на том свете, не иначе.
И вообще, если существует весьма много вполне весомых доказательств связи этого международного террориста со спецслужбами ГДР, Румынии и Венгрии, то обнаружить свидетельства того, что Карлос сотрудничал с КГБ, не удалось даже самым дотошным «акулам пера». Списать на Шакала убийство израильских спортсменов в Мюнхене, убийство Анастасио Сомосы и захват посольства Америки в Тегеране тоже не получилось, хотя, как видно, очень хотелось. Тем не менее, судьба личности, известной под прозвищем Карлос Шакал, сама по себе сможет составить сюжет для детектива. Тем более что он постарался сделать так, чтобы превратить свою автобиографию в миф. Так кем же он был в действительности?
Настоящее имя террориста - Санчес Ильич Рамирес. Родился он в 1949 г. в Венесуэле, в богатой семье. Отец мальчика, адвокат Хосе Альтаграсиа Рамирес Наваса Санчес, был, мягко говоря, большой оригинал. Исповедовавший левые взгляды юрист назвал своих троих сыновей более чем странно: Владимир, Ильич и Ленин. Пожалуй, в этом случае повезло лишь старшему сыну, чего нельзя сказать о его младших братьях. К тому же адвокат мечтал о троих (как минимум!) внуках со столь же «оригинальными» именами - Иосиф, Виссарионович и Сталин. Да, но это уже, похоже, была клиника.
Так уж вышло, что Ильичу Альтаграсиа уделял очень мало внимания, Владимир являлся любимцем матери, Ленин - отца, а средний сын был, по сути, никому не интересен и не нужен. В Ленине адвокат видел будущего великого борца за свободу и независимость; Ильичу же довелось всю жизнь доказывать увлеченному родителю, что он не хуже младшего брата.
В 14 лет неуравновешенный и вспыльчивый подросток вступил в Союз коммунистической молодежи Венесуэлы, не то запрещенной, не то полузапрещенной в то время организации. Немногим позже Ильич вместе с матерью и Лениным уехал в Англию, где ему предстояло учиться в Стаффордском педагогическом колледже в Кенсингтоне. И преподаватели, и учащиеся не очень хорошо воспринимали молодого человека - всегда безупречно и дорого одетого отпетого лентяя, врущего по любому поводу и без оного, самовлюбленного эгоиста, считающего, что является для всех «подарком».
1967 год подходил к концу, когда в Англию приехал Альтаграсиа. Он явился только затем, чтобы увезти Ильича и Ленина в Париж. Адвокат хотел пристроить отпрысков в Сорбонну, но весной следующего года ему довелось спешно и кардинально менять свои планы. Все потому, что во Франции вспыхнули серьезные студенческие волнения, а у Наваса появилась возможность через культурного атташе посольства Советского Союза в Лондоне выхлопотать для отпрысков места в Университете дружбы народов имени Патриса Лумумбы. Немаловажную роль в этом, кстати, сыграли «правильные» имена ребят. Проучившись два месяца на подготовительных курсах, 1 сентября 1968 г. Ильича зачислили на физико-математический факультет.
В общем, дальше все пошло как в сказке: было у отца три сына, двое умных, а третий как-то явно не удался. По крайней мере, проблем у университетского начальства с Ильичом было не в пример больше, чем со всем курсом вместе взятым. Что такое финансовые затруднения, венесуэлец не знал, потому как родители в избытке снабжали его деньгами. При этом адвокатский сынок особо не стремился получить хоть какие-то знания; на лекциях его видели довольно редко, зато он постоянно мелькал в компании какой-то девицы. К тому же венесуэлец почти не просыхал от спиртного, а потому как он и трезвым не отличался мягкостью характера и примерным поведением, «под градусом» все неприятные стороны его характера становились еще хуже.
Как-то ночью дежурные по общежитию захотели утихомирить Ильича, поднявшего шум на весь этаж. В комнате венесуэльца оказалось множество бутылок - как с «горючим», так и пустых, и стаканов; потом из шкафа выпала пьяная в стельку голая девица. Скандал конечно был. Но Ильич на него начхал, ограничившись введением одного новшества: в кризисных ситуациях девиц он больше не прятал, а вышвыривал с второго этажа в окно. Благо дело происходило зимой, и под ним постоянно возвышался внушительный сугроб.
Естественно, один из руководителей коммунистической партии Венесуэлы Густаво Мочадо был, мягко говоря, слегка разочарован результатами встречи со своими соотечественниками-студиозусами; ректор университета не упустил возможности «накапать» ему на неуправляемого студента (тот как раз успел «отколоть» еще один номер: сфотографировался пьяным в стельку в русском национальном костюме и с балалайкой). Но и Мочадо повлиять на Ильича не смог. Тот не переставал жить в свое удовольствие и на призывы стать благоразумней не реагировал.
Когда в марте 1969 г. загульный студент вместе с младшим братом решил принять участие в митинге арабских студентов перед иранским посольством, он и не представлял, до какой степени круто изменится его судьба. Братья вели себя агрессивно, попали в милицию, после этого университетское начальство, давно точившее на них зуб, попросту отчислило их в числе других 20 венесуэльских студентов, чья академическая успеваемость была признана неудовлетворительной, а поведение оставляло желать лучшего.
Там же, в Москве, Ильич стал своим среди палестинцев. Они как раз и рассказали парню о Вади Хаддаде - одном из руководителей Народного фронта освобождения Палестины. Поздней этого человека террорист станет называть Учителем. Как-то приятели пригласили Ильича на встречу с эмиссаром Народного фронта Рифатом Абул Ауном. Тот предложил венесуэльцу посетить палестинский военно-тренировочный лагерь в Иордании. Так что по поводу досрочного прощания с альма-матер молодой человек переживать не стал, вместо этого отправился на Ближний Восток.
В лагере Ильичу понравилось, и он согласился на предложение о сотрудничестве, поступившее от руководителя отдела вербовки Народного фронта Абу-Шарифа. Тогда на арене и появился молодой перспективный боевик по кличке Карлос.
Когда обучение в лагере закончилось, венесуэлец уже имел неплохое досье. Так, он, к примеру, оказался единственным иностранцем, рискнувшим во время «черного сентября» сражаться на стороне палестинцев в Иордании. После чего руководство Народного фронта решило, что парень вполне созрел для ответственной революционной деятельности, и отправило его в Европу.
Кровавый путь террориста начался в Лондоне, где Карлос совершил покушение на видного еврейского активиста Эдварда Сиеффа (жертве удалось выжить лишь чудом). После последовала «работа» в Париже: там венесуэлец организовал ряд взрывов в редакциях нескольких центральных газет, готовил захват французского посольства в Гааге, обстрелял из базуки самолет израильской авиакомпании «ЭльАль» в аэропорту Орли, кинул гранату в окно аптеки, находящейся рядом со старинной церковью Сен-Жермен, заложил бомбу в швейцарский самолет, направлявшийся из Цюриха в Тель-Авив и т. п. Впереди у «революционера» были не менее «продуктивные гастроли» в других странах. В скором времени за террористические акты его уже разыскивали спецслужбы как минимум пяти держав.
«Террорист №1» в те времена находился на содержании Народного фронта освобождения Палестины, считался профессиональным революционером и верил, что его действия являются частью великой войны. «Засветился» Карлос только в конце июня 1975 г.: западные спецслужбы впервые получили на него компрометирующие материалы, а с легкой руки репортера лондонской «Гардиан» к террористу намертво пристала кличка Шакал. Тогда венесуэлец при свидетелях застрелил двух агентов французской контрразведки и находившегося с ними ливанского осведомителя. Последний, передававший Карлосу распоряжения от Хаддада, как выяснилось, работал сразу на несколько спецслужб.
Тот период был для Карлоса Шакала самым «плодотворным». О мелких акциях, совершенных «революционером» и его группой, говорить вообще не стоит ввиду их многочисленности. А вот крупные террористические акты, проведенные Карлосом, - похищение в Вене 10-ти министров нефтяной промышленности стран ОПЕК (организация стран - экспортеров нефти), взрыв скорого поезда Париж - Тулуза, взрыв железнодорожного вокзала в Марселе, взрыв мюнхенского отделения радио «Свободная Европа», террористическую акцию в израильском аэропорту Лод, ракетную атаку самолета в аэропорту Парижа - мир запомнил надолго.
Таким образом «революционер», под началом которого была банда головорезов, стал «богаче» на 24 убийства. Кроме этого, на счету Карлоса Шакала и его группы - нанесение тяжелых травм и увечий 257 лицам. Впечатляет, не правда ли? И это при том, что венесуэлец говорил, будто не является профессиональным убийцей; ему, видите ли, «очень непросто» стрелять в человека, который смотрит ему в глаза.
Наконец, «карьера» Шакала завершилась. Это случилось во время празднования нового (1994) года, в столице Судана Хартуме. Изрядно набравшись в одной из местных греческих забегаловок в компании приятелей, Шакал «добавил» к и без того угрожающей дозе алкоголя еще бутылку, которую распил на свежем воздухе. Затем террориста потянуло на подвиги, и он стал стрелять в воздух из пистолета. Связываться с пьяными темными личностями, вооруженными не только пистолетами, но и автоматами «узи», никто не стал.
Но компания привлекла к себе интерес властей, которые стали проверять личность неизвестного стрелка. Документы террориста были в полном порядке. Он числился Абдаллой Баракатом, арабским бизнесменом ливанского происхождения, занимающимся поставками нефти Судану. Однако полиция все же стала прослушивать телефон подозрительного дельца. В скором времени выяснилось, что «араб» часто звонит в Венесуэлу. Почему-то он прекрасно изъяснялся по-испански, в то время как на арабском говорил с явно выраженным акцентом.
По сей день неизвестно, как французские спецслужбы пронюхали о том, что Карлоса Шакала «вычислили» их суданские коллеги. Но они сразу же начали требовать выдачи террориста; в августе того же года судья Брюгер выписал международный ордер на арест Ильича Рамиреса Санчеса. Тот как раз попал в больницу на операцию по поводу варикозного расширения вен в паху, так что задержать Шакала оказалось нетрудно. Просто врач, в очередной раз делая уколы прооперированному, вкатил ему изрядную дозу успокоительного.
Террорист уснул как младенец и пришел в себя лишь в самолете. Момент пробуждения был для него не слишком приятен: опасаясь потерять «ценный груз», сотрудники спецслужб буквально спеленали террориста по рукам и ногам, а потом для верности затолкали его в джутовый мешок. Свободной у Карлоса Шакала осталась лишь голова.
Западные спецслужбы давно поняли, что наибольшим кошмаром для террориста является потеря ореола мученика и революционера, страдающего за свои убеждения. Потому Шакалу предъявили обвинения в убийстве двух агентов французской контрразведки и ливанца-осведомителя, то есть судить его должны были по уголовной статье за преднамеренное убийство. И никакой высокой патетики.
Слушание дела «террориста № 1» началось 12 декабря 1997 г. Меры безопасности, принятые полицией, были беспрецедентны; даже к каждому из присяжных на время процесса приставляли по два телохранителя! Террорист вел себя вызывающе и одновременно по-барски. На вопрос о профессии ответил, что является «профессиональным революционером старой ленинской школы» и ему, как революционеру-интернационалисту, принадлежит весь мир. Потом Карлос Шакал говорил: он стал жертвой международного заговора, целью которого является уничтожение революционера, отдавшего всю свою жизнь благородному делу освобождения Палестины в рамках мировой революции.
Тем не менее, у французской Фемиды были свои взгляды на деятельность террориста. 23 декабря 1997 г. после 3 ч. 48 мин. совещания члены жюри приговорили его к пожизненному заключению. Смертная казнь, которая светила террористу за все его «геройства», была отменена во Франции годом раньше. Так Санчес Ильич Рамирес, он же Карлос Шакал превратился просто в заключенного № 872686/Х, содержащегося под усиленной охраной в одиночной камере самой строгой французской тюрьмы Ле Сан.
«На досуге» международный террорист изучает философию. К тому же он собирается жениться на собственном адвокате, француженке Изабель Коутан-Пьер. Последняя уже затеяла развод с мужем. Что же до Шакала, то ему нет необходимости обращаться к судье: в соответствии со своей верой, он может иметь четырех жен, а на воле у террориста их осталось всего две. Любопытно, что на родине Карлоса, в Венесуэле, его не считают террористом, потому как по законам этой страны человек, не совершивший преступления на ее территории, террористом не является.
Эта автобиографическая книга одного из величайших революционных деятелей XX-го века Ильича Рамиреса Санчеса, которого многие знают просто как Карлоса Шакала, так и не увидела свет на русском языке. Перевод книги был выполнен издательством радикальной литературы Ильи Кормильцева "Ультра.Культура". Книга Карлоса должна была отправиться в печать в 2007 году, но трагическая смерть Ильи Кормильцева 4 февраля сильно пошатнула планы издательства. Точнее она их просто уничтожила. Вскоре после смерти Кормильцева издательство закрылось.
Жизнь Ильича Рамиреса - это история настоящего радикала, в которой наиболее элементарным образом сплелись воедино религия и революция. Ильич Рамирес Санчес - ярчайший пример носителя радикального сознания: Unsere Geschichte ist eine Geschichte der Kaempfen zwischen die Klassen!
[Наша история это история борьбы между классами.]
Это универсальная формула человеческой истории, выведенная в Коммунистическом Манифесте. Поменяйте слово "классы" на "боги" и получите чистую языческую религиозную метафизику.
Сознание, класс, каста (называйте как хотите) Карлоса абсолютно радикально и не терпит никаких компромиссов ни с метафизическим, ни с политическим бытием той эпохи, в которой пришлось творить великому революционеру. Носители такого классового сознания с древнейших времен бросали вызов этой реальности, собственным сердцем чувствуя его лживость, даже тогда, когда само политическое (в том числе тирания) не было таким явным как сейчас. Поэтому носители радикального сознания не только, согласно Марксу, мыслят идеи в своем корне (radicus - "корень"), но метафизически чувствуют неполноту этого мира, что-то вне его, которое намеренно скрыто социумом от человека.
Радикал - не психопат, не социопат и не мизантроп. За всеми этими терминами общество скрывает то, что всегда бросало ему, социуму, вызов. Радикал это проклятый поэт, авангардный художник, недоучившийся студент-террорист, радикальное сознание повсюду, в каждом доме, в каждой школе, институте, конторе. Иногда радикала можно увидеть в зеркале.
Стезя Ильича Рамиреса - политическая борьба, которой он посвятил всю свою жизнь. Радикал говорит на языке той эпохи, в которой ему выпал жребий жить. Поэтому Карлос поменял язык левого коммунистического радикализма на язык радикального Ислама.
«Я был и остаюсь революционным борцом, а революция сегодня говорит на языке Корана».
И все-таки эта книга будет издана в скором будущем, а пока предлагаем прочитать то, что вышло из под пера Карлоса, но пока так и не увидело свет.
Предисловие к русскому изданию от автора, Ильича Рамиреса Санчеса (Карлоса “Шакала”)
Я прибыл в Москву в 1968 г., за несколько дней до своего дня рождения— 12 октября.Мне вот-вот должно было исполниться девятнадцать лет. Я поступил в Университет дружбы народов имени Патриса Лумумбы. То была пора революционного брожения: движения в поддержку Че Гевары, Мао, Вьетнама, антиколониальные, антисионистские и антиимпериалистические выступления, суровые кризисы биполярного равновесия, от которых выигрывали прежде всего простые люди, а также вспышки подрывной деятельности в странах «реального социализма».
Я приехал в Москву молодым коммунистом и коммунистом же покинул ее 20 июля 1970 г. За это время я стал яснее понимать те внутренние противоречия, которые двадцатью годами позже привели к краху СССР и развалу социалистического лагеря — посмертному торжеству Лаврентия Берии...
О Михаиле Горбачеве справедливо говорят, что он отец «гласности» и «перестройки». Обе эти меры были необходимы, чтобы довести до логического завершения культурное преобразование одряхлевшего «реального социализма». Однако при этом, к сожалению, забывают о том, что Горбачев был первым секретарем Ставропольского крайкома КПСС, то есть возглавлял русскую колониализацию Северного Кавказа. На этот пост его выдвинул Юрий Андропов, вернейший последователь Берии, не извращенец-психопат, а убежденный антикоммунист. Тот самый Андропов, который в 1956 г. яростно воспротивился захвату власти в Венгрии Яношем Кадаром и его товарищами, истинными коммунистами, героями сопротивления первому в истории фашистскому режиму.
Юрий Андропов регулярно ездил охотиться под Ессентуки. Останавливался он у отца Наташи Наймуншиной, актрисы, владеющей многими иностранными языками, моего хорошего друга. Наташа родилась в Берлине во время Великой Отечественной войны. Ее родители были заброшены в Германию в качестве разведчиков. Отец, Герой Советского Союза, всю войну прослужил офицером генштаба III Рейха. Летом 1969 г. Наташа пригласила меня на каникулы в горы, на дачу, куда наезжали сливки советской партноменклатуры. Там я познакомился с Соней, своей первой большой любовью...
Из доверительных бесед я мало-помалу уяснил, что кризис системы неминуем. На то были экономические причины (провидческий доклад Аганбегяна), идеологические (я штудировал ленинские секретные архивы в библиотеке имени Ленина), политические (доклады ЦК относительно партий стран — участниц Варшавского Договора), военные (полная неразбериха в отделе ВВС, ведавшем разработкой реактивных двигателей) и стратегические (взрывоопасная ситуация на Уссурийском «фронте», отчуждение армий, размещенных на территории братских республик)...
Все это должно было как-то укладываться в голове деятельного подростка, который вовсю наслаждался «dolce vita» под «Подмосковные вечера», но параллельно должен был выполнять «спецзадание» венесуэльской герильи. КГБ и ГРУ вовсю шерстили элиту молодежи, отбирая тех, кому предстояло стать либо лучшими, либо худшими гражданами своих стран, кто негласно способствовал победе Берии. Эта победа обернулась катастрофой не только для народов Советского Союза, ибо лишила их общего социалистического имущества, но и для остального человечества — оно было брошено на произвол хищной гегемонии янки. Мир впервые обрел выраженную однополярность.
Что же делать? Снова национализировать горнодобывающую промышленность и энергетику, обеспечив выгодные вложения со стороны иностранного капитала. Снова социализировать коммунальные услуги и весь транспорт, но предоставить в этом плане больше самостоятельности регионам. Бесплатное начальное образование — для всех, бесплатное высшее — в зависимости от успехов. Бесплатное медицинское обслуживание. Всеобщее социальное обеспечение. Землю — тем, кто ее обрабатывает, но не использует в качестве скудного подспорья для выживания, а относится к ней по-хозяйски, как крестьяне на американском Среднем Западе. При этом следует опираться на историческую традицию мужицкого коллективного землепользования. Необходимо в срочном порядке гарантировать равноправие всем народам Российской Федерации. Страшный чеченский конфликт — это не просто провокация Запада, не просто манипуляция, организованная плутократами-сионистами, не просто кормушка для московских политиков, не просто мостик, переброшенный «Аль-Каидой», это прежде всего национально-освободительная война исторического значения. Борцы за свободу ведут этот бой из последних сил.
Из всех писателей XIX века, столь щедрого в России на великих авторов мирового уровня, я больше всего люблю Лермонтова. Но как бы я ни чтил этого «героя нашего времени», погибшего на дуэли в возрасте 27 лет, я все равно восстаю против чеченской резни.
Когда в Чечне установится демократический мир, когда чеченские мусульмане смогут свободно выбирать свою судьбу, это будет означать, что Россия вступила в новый век и приняла его освободительный импульс.
17 ноября 2004 г. Владимир Путин объявил о создании новейшего стратегического оружия. Те, кто уже отчаялся дождаться возрождения вечной Руси, воспряли духом. Московская Русь, Третий Рим, восстанет из праха на трех исторических основах: панславизм, православное христианство и коммунизм. Остальные народы, населяющие огромные пространства Российской Федерации, разделят с русскими их историческое предназначение: создать противовес гегемонистскому империализму янки — при том непременном условии, что будут соблюдены их национальные, религиозные и социальные права.
Огромную роль в этом возрождении должен сыграть ислам, вторая по числу приверженцев религия Российской Федерации. Ведь в том нравственном упадке, в котором сейчас пребывает Россия (разбитая без боя), в условиях закономерного демографического кризиса число моих единоверцев увеличивается, а вера их непрестанно крепнет.
Надеюсь, что это собрание моих заметок поможет народам Российской Федерации и бывшего Советского Союза лучше понять ислам, оценить его революционный потенциал — в том случае, когда он не теряет связи с истоками, не становится орудием в руках эксплуататоров, — равно как и его столь актуальную ныне конфликтность, вовлеченность в жестокие конфронтации.
Ильич Рамирес Санчес (Карлос)
Ильич Рамирес Карлос в 1970–1980-х годах был больше известен как террорист Карлос «Шакал». Акты, осуществленные или организованные Карлосом, были направлены против Израиля, западноевропейских государств, США и «умеренных» арабских режимов. В разное время Карлос сотрудничал с Асадом, Каддафи, Хусейном и Кастро. Ходили слухи, что его поддерживали разведки социалистических стран, в том числе СССР, где он учился в Университете Дружбы народов. Карлос осуществлял террористические операции в интересах «Народного фронта освобождения Палестины», «Красных бригад», колумбийской организации M-19, РАФ, ЭТА, «Красной армии Японии», ООП и других.
В конце 1980-х годов Карлос отошел от активной борьбы. После крушения социалистического лагеря он стал неудобен прежним друзьям. В августе 1994 года он был схвачен французскими спецслужбами в Судане. Суд по делу Карлоса состоялся в 1997 году, и Карлос был приговорены к пожизненному заключению за убийство двух секретных агентов и ливанца в 1975 году. На суде Карлос объявил себя «профессиональным революционером» и после оглашения приговора он поднял в воздух кулак и вышел из зала суда со словами «Да здравствует революция!».
ИСЛАМ — ПОДЧИНЕНИЕ ВОЛЕ ГОСПОДА
Ислам зиждется на пяти столпах. На пяти упорядоченных требованиях: символ веры — наглядное доказательство принадлежности к мусульманскому сообществу, — ежедневное пятикратное творение молитвы, закят — обязательное пожертвование, пост и великое паломничество в Мекку, которое хотя бы раз в жизни желательно совершить. Еще один столп, шестой, — джихад, что означает «усилие».
Смысл джихада прежде всего в том, чтобы победить зло в своей душе. Речь идет главным образом об усилии духовного самосовершенствования. Во вторую очередь, это борьба с внешним врагом. Мысль о том, что джихад как форма защиты веры представляет собой фундаментальную обязанность мусульманина, не нова: ее отстаивал еще в XIII веке Ибн Таймия. Сам я не считаю себя воином джихада, солдатом веры, и моя деятельность, по воле обстоятельств и эпохи, теперь вынужденно сводится к размышлению и теоретическим построениям.
Отличительная черта ислама, составляющая его силу как религии универсальной по сравнению со всеми остальными конфессиями, — это то, что каждому мусульманину вменено в обязанность распространять свою веру. Прозелитизм — это религиозный долг, но, вопреки расхожему мнению, в ислам не обращают по принуждению. Это не тоталитарная религия, в которой человек лишен свободы, самостоятельного выбора. Для нас, мусульман, тот, кто принял ислам под давлением, будет верующим лишь внешне, а неискренность его веры ослабит сообщество в целом. Думаю, подчеркнуть этот момент исключительно важно, если мы хотим что-то понять в отношениях между исламом и западной культурой — наследием христианства.
Говорю «наследием», ибо западное общество сейчас настолько дехристианизировано, являет зрелище такой нравственной и духовной пустоты, что было бы абсурдно удивляться последовательному распространению и укреплению ислама. Во Франции сотни тысяч человек уже стали мусульманами. Это, кстати, одна из причин, почему дискуссия о распространении ислама не может вестись в русле противопоставления Севера Югу или Востока Западу. Это внутренний вопрос для всех светских «демократий», которые, кстати, на мой взгляд, уже давно не являются светскими, настолько в них укоренился нетерпимый, воинствующий атеизм.
Те же самые теоретики общего образования, которые вчера яростно выступали против ношения мусульманского платка в школе (и продолжают выступать до сих пор), сегодня ищут оптимальный способ ввести в школьную программу религиозное образование. Правда, под видом изучения истории религий, но этим им никого не обмануть.
Фанатичные сторонники светскости в течение всего ХХ веке яростно воевали с католицизмом, не гнушаясь никакими средствами. Они всячески унижали его, шельмовали и поносили. И по сей день христиане, желающие сохранить верность древним традициям своей веры, при каждом удобном случае подвергаются даже судебным преследованиям.
Благодаря наплыву иммигрантов, последовавшему за колонизацией и неоколонизацией, Франция уже несколько десятилетий является страной dar al-Islam. В этой стране обосновались шесть миллионов приезжих, мужчин и женщин, — арабов, выходцев из Африки и Азии. А между тем ислам — религия, основанная на незыблемых правилах, в ней нет места сомнению, и мусульманская вера никогда не чуждалась проповеди и обращения.
Повсюду, невзирая на административные препоны, на враждебность властей, строятся мечети, молельные дома. Христианские церкви мирно преобразуются в молельные дома.
Одна из крупнейших мечетей была возведена в Риме. Это духовное завоевание не сопряжено с насилием: это тоже повод задуматься и понять, насколько ошибочно представление о столкновении цивилизаций.
Монотеистические религии уже переплелись между собой; ислам никому ничем не угрожает. Примеры людей, жертвующих жизнью ради веры, закат христианства, смешанные браки, отвержение безнравственности, неотъемлемо присущей обществу торговли, продажность морали, — все это в достаточной мере объясняет, почему ислам неуклонно укореняется в самом сердце западного общества. «Столкновение» культур и религий подразумевает некую внеположность, а ее не существует, больше не существует, по крайней мере в Европе. В пуританской иудео-христианской Америке дело обстоит иначе.
Природа, как сказал физик Лавуазье, чуждается пустоты; человеческая природа — тем более, а духовная пустота, несомненно, — самая страшная из пустот. Ограниченность марксизма обнаружила себя в отсутствии святого, поскольку, в сущности, марксизм как таковой – это религия, в которой божество — человек. Если бы в марксизме на сравнительно раннем этапе появилось измерение трансцендентности, то, с большой вероятностью, он господствовал бы сейчас практически повсеместно. Но как вышло, так вышло. Несостоятельными оказались не идеи, а люди. К сожалению, не все они исполины. Идеалы возвышенно, но редко кому удается им соответствовать. Большинство людей, дорвавшись до власти, быстро развращаются ею. То же можно сказать о большинстве светлых мечтаний о справедливости, которые так и остались мечтами…
Ислам распространяется тем быстрее, что авторитет церкви сходит на нет, а реальный социализм провалился. Ислам — это шанс для Европы. Мусульманская диаспора пока что все еще занимает маргинальное положение, но постепенно она набирает вес. Этому способствуют и демографические изменения. Некоторые сетевые магазины уже поняли, какую выгоду им могут принести покупатели-мусульмане, и стали учитывать пост месяца Рамадан в годовом планировании продаж. Конечно, в политическом отношении влияние мусульманских народов пока еще незначительно. Но в этой области, как и во многих других, изменения будут стремительными и неожиданными. Они накапливаются исподволь, незаметно, но придет день, когда в политическом пространстве грянет революция. Я так и слышу, как будет вопить буржуазия, что слева, что справа, но ей ничего не останется, как ратифицировать социальную эволюцию.
В США ислам также делает пока лишь первые шаги, но он уже представляет собой организованную силу, с которой властям приходится считаться, особенно если будет расти его влияние среди черного населения, значительная часть которого все больше и больше низводится до положения субпролетариата или даже люмпен-пролетариата, живущего вне общества. В этих кругах ислам — это обновление революционного упования, и завершающаяся ныне война укрепит веру и упрочит внутреннее единство американского сообщества верующих — закваски грядущих революций…
Ислам, как вершина божественного Откровения, изначально являл собою «революцию», Революцию революций. И назревающие в ближайшем будущем геополитические и геокультурные потрясения, равных которым не знает история, не замедлят это обнаружить. Менее чем через два столетия мусульманскими станут земли от Африки до Центральной Азии, от Индийского субконтинента до Атлантики. Бурное распространение ислама свидетельствует о могуществе Слова, о его способности воспламенять умы и сердца людей, воодушевлять их на битву за истину и справедливость божественного порядка…
Последние европейцы — те мужчины и женщины, которые сохранили гордость за свое происхождение и остались верны наследию предков, — примут в свое сердце ислам. Он станет единственным средством уберечь от разрушения свои ценности, духовное наследие многих веков, для тех, кто сумеет сохранить уважение к себе и, прежде всего, откажется рабски подчиниться материалистическому фетишизму.
С этой точки зрения, война, которую исламу предстоит вести против империализма, — война, повторюсь, не против какого-то народа, нации, государства. Мы сражаемся против системы, а система эта незаметно, но неумолимо толкает человека к развращению и к онтологической смерти. Она не только отчуждает его (в марксистском смысле слова), не дает ему стать самим собой, реализовать свой потенциал, словом, состояться, — но и, хуже того, извращает его природу и тем самым преграждает ему путь к становлению Человечности. Капитализм — это тупик. Мир изнемогает под гнетом хищнической экономики, сколько бы ни бить тревогу. Никто не хочет доискиваться истинных причин. Единственный выход — духовная революция человечества, которая разорвет железный обруч логики капитализма…
Сопротивление этому оскотиниванию и станет тем решающим доводом, который заставит европейцев, пока еще верных свои традициям и истории, принять ислам. Это относится и к тем юношам и девушкам — мусульманам, который поддались ложному обаянию «современности». Иными словами, революционное усилие должно быть направлено также и внутрь мусульманского сообщества, для которого всегда существует опасность обратиться в культ Золотого тельца, отречься от веры ради всех форм идолопоклонничества наших дней: гедонизма, индивидуализма, жажды искусственных удовольствий и призрачного могущества. Мир, который вы именуете «современным», отдалил человека от самого себя, породил безудержное бесстыдство нравов. Я всякий раз поражаюсь, когда вижу, насколько усталой, разочарованной выглядит значительная часть западной молодежи. В лицах очень многих девушек — отражение мира, в котором истинное чувство и идеал ежедневно обесцениваются. И напротив, неслыханный порыв сопротивления американской войне объединил европейцев с жителями остальных континентов — и над миром словно бы пронеслось дуновение надежды…
Ислам — религия «срединного пути». Нетерпимость противоречит духу Откровения. Пророк, этот совершенный и человечнейший человек, должен стать для каждого истинно верующего образцом для подражания. Хотя уподобиться Пророку в своей жизни и поступках для обыкновенного смертного недостижимо. Я искренне верую, что Коран есть Слово Аллаха, данное нам в Откровении. Коран, Аль-Карим, — самая верная его запись, «изложение», составленное из фрагментов Слова в передаче пророка Мухаммеда по инициативе второго халифа Рашиди, Омара ибн аль-Хаттаба, из свидетельств современников Пророка, и затем записанное по повелению третьего халифа Рашиди, Отмана ибн Аффана. Немногим позже филолог Аль Хаджад, наместник Омейядов в городе Куфа (территория нынешнего Ирака), изобрел особые значки — диакритики и внес их в священный текст. Однако и само Слово следует читать и перечитывать очень внимательно в зависимости от конкретных, специфических условий настоящего момента.
Мир меняется и изменился, это, разумеется, банальность, но это означает, что изменился также и язык, и представления, и взгляд человека на окружающий мир. Поэтому принципиально важно каждый день давать божественному Глаголу новую жизнь, интерпретируя его в соответствии с реальностью настоящего. Конечно, слова Рассказа, Koрaн, остались прежними. За четырнадцать столетий не изменились арабские буквы, в которых Слово было зафиксировано раз и навсегда. В этом залог устойчивости и адекватной передачи Слова, что отличает его от Нового и Ветхого Завета, многократно подвергавшихся искажению в устах переводчиков. Потому, говоря об интерпретации, я употребляю этот термин в том же смысле, в котором говорят о музыканте, что он, исполняя произведение, интерпретирует его, то есть всякий раз заново прочитывает и наполняет жизнью партитуру.
Я читаю Коран, когда испытываю в этом потребность, когда ищу ответ на богословские, метафизические или экзистенциальные вопросы… Коран, высшее завершение Откровения, вместилище мудрости в ее непревзойденной полноте… Он — Зеркало той битвы, которую вел Пророк, чтобы укрепить на земле божественные установления и подчинить людей воле Всевышнего.
Я насколько возможно внимательно слежу за дебатами вокруг учения ислама и абсолютно убежден, что необходимо распахнуть двери иджтихада, которые – так исторически сложилось — остаются закрытыми с XI века. Ибо условия современности, трансформация общества, культуры и менталитета требуют, чтобы полемика вокруг толкования священных текстов стала достоянием общественности, чтобы она велась всеми верующими, а не становилась делом нескольких движений, братств или сект, которые будут переиначивать значение божественного Слова как им вздумается, а то и с оппортунистическими целями.
Больше того: нет и не может быть избирательного прочтения Откровения. Мединская проповедь не исключает и не отменяет мекканской. Коран не есть книга гнева или ненависти, это не инструмент порабощения и подавления, служащий оправданию того, что ставят нам в вину наши враги. Долг правоверного — вести упорную и беспощадную борьбу за веру; Слово же Господа исполнено любви и милосердия. Поэтому я убежден в целесообразности иджтихада как носителя истины и движущей силы исламской Революции.
Что до людей Книги, то, если они не хотят полностью исчезнуть с лица земли, им придется перестроить свое общество на основаниях Истины. Истины, которую откроет им мусульманское образование, истины как таковой. Истина или то, что возможно более полно отвечает ей, должна получить доступ в средства массовой информации, даже если ей придется пройти через порабощение мысли лживыми подконтрольными, ангажированными СМИ, которые все так или иначе осуществляют скрытое внушение. Надо будет вернуться к христианскому принципу воздавать каждому по заслугам, чтобы возродить ту интеллектуальную честность, благодаря которой стал возможен расцвет науки и техники. В самом деле: в научном и техническом знании нет места лжи. Там все либо так, либо не так. С правдой материи, с законами физики не договоришься. Если мы не хотим, чтобы цивилизация оборвалась, мы должны подчинить этому требованию объективности и информацию. Сообщать о фактах равномерно, забыв о двойных стандартах весомости и величины, непредвзято и беспристрастно. То есть просто-напросто следовать принципам всеобщности и равенства при любых обстоятельствах, применительно к любым событиям без исключения и дискриминации. В общем, довольно лукавить с правдой, пора взглянуть ей в лицо, — если только те, для кого, на общее несчастье, не существует высокой морали, на это способны…
Точно так же и образование должно, в первую очередь, развивать у детей способность к критическому суждению — и не говорите мне, что это несовместимо с мусульманской верой, как раз наоборот. Это лишний способ научить ребенка быть свободной личностью, сознательно относиться к себе и понимать, какое место занимаешь в Творении… Общество, претендующее на статус демократического, лишь в том случае сможет преодолеть свои внутренние противоречия, идеологические и мировоззренческие, если вернется к логике живой жизни, той, что по законам природы лежит в основе всего сущего и о которой современный человек — развращенное животное, утратившее свой естественный облик, — совершенно позабыл. Глубже врасти в действительность — только такой ценой нам удастся сохранить свет истины в наших душах и осуществить демократическую революцию во имя и с помощью веры. Ложь во всех своих проявлениях, начиная с умолчания и сокрытия, есть бесконечное зло для человечества. Ложь питает войну. Ложь питает ненависть. И зачастую ложь привлекательнее правды, она проще, а мы любим то, что просто, что, увы, не требует от нас ни усилия, ни решимости…
Мусульманское общество, следовательно, нуждается в иджтихаде, чтобы противостоять злоупотреблениям и соблазну и чтобы не поддаться искушению выборочного, порой искажающего, прочтения Корана. Иджтихад должен быть непрестанным, чтобы не оставлять шанса отсталости и всем тем регрессивным тенденциям, которые проявляются в избирательном или слишком фанатичном толковании Слова. Учение — живой организм, оно должно ежесекундно обновляться, мысль нуждается в орошении живительной влагой действительности; в противном случае мысль, заключенная в текст, становится мертвой буквой, немеет и обращается в камень. Вера — это беспрерывное упражнение, аскеза, как сказали бы раньше, а упражнение духа, как его понимал иезуит Игнатий Лойола, — это не искусственное ограничение веры, а, напротив, доведение ее до высшей точки. Господь Есть также и непосредственный опыт действия, — поэтому для нас, мусульман, так важно ежедневное исполнение обрядов. Человек должен каждый день заново отливаться в форму божественной воли, каждый день восстанавливать свою человечность в Господе. Вот почему с каждой зарей следует перечитывать и заново истолковывать, наполнять новой жизнью божественное Слово. Вот почему ислам – и иначе невозможно – есть постоянная Революция.
Хвала Аллаху, Господу миров, милостивому, милосердному!
Я выходец из зажиточной семьи, где принято, достигнув определенного положения, переселяться в столицу. Моя мать была преданной женой и образцовой хозяйкой дома, отец, доктор права, - поэтом, интеллектуалом, политиком, трибуном и пламенным революционером. Мое детство прошло в мелкобуржуазной, но проникнутой революционным мистицизмом среде.
Этим объясняется данное мне, старшему ребенку в семье, имя - Ильич. Мы с моим братом Лениным назвали нашего младшего брата Владимиром. В контексте той эпохи подобный выбор был, пожалуй, дерзким вызовом обществу, но отец вряд
ли серьезно рисковал, он всегда был близок к кругам находившихся у власти военных и гражданских политиков - соратников по борьбе, старых друзей, родственников…
Имена наши громко и ясно заявляли об отношении семьи к знаковым фигурам революционной борьбы. Все великие люди, зачисленные в мой личный пантеон, посвятили себя борьбе за освобождение человека: Ленин, Сталин, Гайтан - глава Либеральной партии Колумбии, Сиприано Кастро - президент Венесуэлы в 1899 году, убежденный националист, Мао Цзэдун, Морасан - объединитель Центральной Америки, Густаво Мачадо - легендарный глава венесуэльской компартии, Гамаль Абдель Насер, Фидель Кастро, Че Гевара… И, разумеется, мой отец!
Мировосприятие отца влияло на формирование моего политического сознания, я воспитывался на примерах жизни великих людей - властителей дум и символов революционной борьбы в XIX-XX веках. Эти люди были для меня образцом для подражания, ведь их замыслы и деяния выходили за рамки жизни одной, отдельно взятой страны и влияли на весь мир.
Должен заметить, что на определенном этапе я стал ярым антинасеровцем и, единственный из собратьев-федаинов, не оплакивал в сентябре 1970 года его смерть. Лишь много позже я понял и оценил все истинное величие Гамаля Абделя Насера, сумевшего отвоевать для арабов место в современной истории, сделавшего их ее активными участниками.
Мы не виделись с отцом около тридцати лет. Я наивно упрекал его в нежелании реально участвовать в революционном процессе, он же безуспешно пытался примирить меня с некоторыми политическими реалиями, давно утратившими свой романтический ореол. Мы отдалились друг от друга, отношения наши стали в основном «эпистолярными», потом иногда встречались на нейтральной территории. Но, вопреки времени и расстояниям, связь между нами всегда оставалась прочной, отношения были проникнуты теплом и любовью.
Мой отец всегда, в любых обстоятельствах, очень гордился тем, что я выбрал для себя путь профессионального революционера и храню верность делу, хотя и воспринимал революционное насилие как нечто сугубо теоретическое. Он был убежден, что насилие в исторической перспективе может и должно принимать формы военных государственных переворотов и путчей, призванных разрушить буржуазный строй. Хочу подчеркнуть, что выбор в пользу вооруженной борьбы мне был навязан обстоятельствами, в том числе жестокостью врагов революции.
Я, безусловно, хотел в своей борьбе пойти дальше отца. Изживание прошлого, расставание с идеалами и идеями, заложенными в семье, стали для меня одним из главных факторов в выборе пути - пути политического протеста целого поколения, отразившего требования и настроения исторического момента.
Студентом я преуспевал в гуманитарных науках - истории, географии, литературе и особенно в психологии. В июле 1966 года я получил в Каракасе степень бакалавра. Приехав в августе того же 1966-го в Лондон, я через год стал бакалавром по специальности ordinary levels London University Board, а в 1968-м сдал экзамены по advanced levels.
Практически все мои так называемые биографии (печатные и устные) пестрят ошибками, а кое-кто из авторов не гнушался и вымысла, поэтому я считаю необходимым описать некоторые поворотные моменты своей жизни, что поможет читателям понять мой идейный и духовный путь борца за свободу и достоинство человека, за революцию.
Из других событий, оставивших неизгладимое впечатление, назову всеобщую забастовку 1952 года - ответ на путч военных, попытавшихся отменить выборы в Учредительное собрание, развод моих родителей, народное восстание 23 января 1958 года против находившейся у власти хунты, кубинскую революцию, национально-освободительную войну в Алжире. Некоторые эпизоды более личного характера также глубоко повлияли на мою жизнь, в том числе исключение в ноябре 1969 года из Венесуэльской организации молодых коммунистов, отчисление из Московского университета дружбы народов имени Патриса Лумумбы за отказ вернуться в лоно венесуэльского комсомола и страстный роман с женщиной, ставшей матерью моего сына…
Я рано сделал свой политический выбор. Уже в юности я пошел по стопам отца, хотя в конечном итоге не сам человек решает, быть ему революционером или нет - выбор за нас делает Революция! В январе 1964 года я примкнул к тайной организации Венесуэльской коммунистической молодежи. Убежденность в правильности избранного пути крепла на протяжении всей моей жизни, и разочарование, связанное с крушением советской системы, лишь укрепило мою революционную веру.
В июне 1970 года меня, в числе других шестнадцати студентов, по требованию компартии Венесуэлы исключили из Университета имени Патриса Лумумбы. Покинув Советский Союз, я в июле того же года прибыл в Бейрут, откуда перебрался в Иорданию, где и начался активный период моей жизни борца за дело освобождения палестинского народа в рядах Национального фронта освобождения Палестины.
Расскажу подробнее об отъезде из Москвы, сыгравшем определяющую роль в моей боевой биографии. Сумей тогда КГБ привлечь меня к сотрудничеству, я, возможно, никогда не стал бы участником палестинского сопротивления. Пути Господни неисповедимы… В июле 1970 года официальный представитель НФОП убедил меня встретиться с одним из проректоров УДН. Этот достойный человек дружески поинтересовался, почему мы с братом Лениным и еще пятнадцатью студентами-венесуэльцами хотим покинуть СССР, заявив, что никаких проблем с продлением нашего пребывания в стране больше нет. Уши вездесущего КГБ торчали отовсюду!
Я ответил, что мне как настоящему коммунисту пора переходить от теории к практике. Тогда проректор поинтересовался моим возрастом - «двадцать лет» - и закончил беседу следующей фразой: «Адрес университета вам хорошо известен. У нас можно учиться до тридцати пяти лет, так что вам достаточно будет просто написать ректору - и вы немедленно получите визу и билет, где бы вы ни находились!» Вот так - за пять минут, со старомодной вежливостью и отеческой теплотой, на чистом русском языке, коротко и ясно, без малейшей угрозы - было сказано абсолютно все. Снимаю шляпу перед КГБ!
В Москве, кстати, меня искушал не только Комитет. Один мой знакомый - человек солидного возраста, заканчивавший в Москве аспирантуру, - вознамерился ввести меня в «золотую» мафию. Он, разумеется, никому не доверял, но хотел, чтобы я находился в контакте с одним старым евреем (тот был видной фигурой в московском воровском мире). В то время золото в слитках на черном рынке Москвы стоило в рублевом эквиваленте в двенадцать раз дороже, чем в Женеве (естественно, в долларах!), а в Ташкенте эта цена удваивалась! Никакого политического продолжения история эта для меня не имела, но тогда же я узнал - совершенно случайно! - что большинство членов «золотой» сети были настроены просионистски.
Я упомянул эти эпизоды моей московской жизни, желая четко дать всем понять, что уже в молодости мы высоко ценили свою независимость и твердо ее отстаивали. В дальнейшем я всегда придерживался той же позиции, и ни ГРУ, ни КГБ никогда не чинили мне препятствий, я же, со своей стороны, всегда старался избегать любых конфликтов с этими организациями. Многие в КГБ не слишком мне доверяли, но встречались и такие, кто был настроен откровенно «прокарлосовски» - и в частных разговорах они этого не скрывали. Так же обстояло дело и в подчинявшихся КГБ пограничных войсках: офицеры не раз проявляли «интернациональную» солидарность.
Считается, что Судан выдал Франции выдохшегося наемника-алкоголика и даже, возможно, наркомана. В действительности французская исправительная система, погрязшая в собственных противоречиях, держит в цепях льва. Боюсь, обрети я сегодня свободу, меня тут же убили бы безо всякого суда, а может, похитили бы, заставив исчезнуть навсегда.
Сегодня я - пленник Французского государства, не уважающего собственные законы. Положение могло бы изменить либо вмешательство
Венесуэлы, либо вооруженная акция патриотов-интернационалистов. Я же продолжаю противостоять судебной машине и делаю это из удовольствия и по принципиальным соображениям.
С сентября 1994 года, практически сразу после прибытия во Францию, меня много раз склоняли к побегу… Думаю, особых разъяснений не требуется! Автоматы АК-47, автоматические пистолеты, взрывчатка, детонаторы и гранаты… Чего мне только не предлагали! Достаточно, чтобы вооружить с десяток заключенных тюрьмы Сантэ и попробовать прорваться. «Посланцы Смерти» действовали якобы от имени алжирского генерала Смаила Ламари. Попытки эти выглядели совершенно нелепо - всем известна свирепая эффективность алжирских спецслужб! Провокации следовали одна за другой, и самая опасная была предпринята 26 декабря 2000 года: вряд ли можно назвать случайностью или совпадением тот факт, что в соседних с моей камерах сидели либо «особо опасные» заключенные (они много раз пытались бежать, брали заложников, требовали предоставить им вертолет), либо психопаты, сексуальные маньяки, люди, зараженные СПИДом, отчаявшиеся бедняги, готовые на любую крайность, чтобы избежать пожизненного заключения.
Хочу заявить сразу и однозначно: я никогда, ни при каких обстоятельствах не попытаюсь бежать, даже если мне захотят «помочь» политики. Я не имею права из личного эгоизма попасть живым в руки врага и заговорить. Весь мир знает, как «эксперты» американских спецслужб обращаются сегодня с военнопленными на базе в Гуантанамо. Я был и остаюсь революционным борцом, а революция сегодня говорит на языке Корана…
Я принял ислам в начале октября 1975 года, в тренировочном лагере Движения освобождения Палестины в Йемене близ Хаара в провинции Абиян. Я помню это так ясно, словно все случилось вчера, а не двадцать семь лет назад. Я готовился к обряду среди моих боевых товарищей - арабов, которыми мне предстояло командовать во время опасной боевой операции в Западной Африке. Все они были мусульманами и попросили меня разделить их веру, чтобы - в случае гибели в бою - я повел их в Рай. Братство по оружию стало одной из главных - глубинных - причин обращения в ислам, сыгравшего решающую роль в моей судьбе. Неотвратимость вечной спутницы воина - смерти - не пугала меня. Я воспринимал ее как нечто естественное, без тоски и отчаяния, ибо случайности в революционной войне, которую ведет любой профессиональный идейный борец, неизбежны.
В тот день я отнесся к обряду посвящения почти легкомысленно, мною руководило скорее чувство товарищества, чем зрелое размышление. Но потом в моей жизни случилась встреча с мужественным провидцем, иранским муллой Абу Акрамом - он был близок к иранским моджахедам (позже им пришлось скрываться на территории Ирака). Сегодня эти люди вынуждены соблюдать крайнюю осторожность - американцы записали их в террористы. Абу Акрам был в моем подчинении, что не помешало ему отчитать нас за легкомыслие. На сочном и цветистом арабском - не забудьте, он был иранцем, то есть неарабом - Абу Акрам дал нам множество теологических разъяснений и комментариев, после чего заставил снова прочесть Fatiha -обет веры, на сей раз – с полным осознанием важности происходящего. Таким образом, я дважды совершил ритуал обращения, и он дал начало долгому пути нравственного и духовного созревания. Путь этот не окончен, и я не намерен с него сворачивать. Хочу опровергнуть некоторых биографов, утверждающих, что я принял ислам в Алжире: в моих отношениях с правительством этой страны не было религиозной составляющей, несмотря на тесную дружбу с Абдельазизом Бутефликой (я ни разу не был ни в одной алжирской мечети).
Я не являюсь «воином Аллаха» в прямом смысле этого слова - моей вере недостает мистицизма. Я мусульманин, но моя борьба носит скорее политический, чем религиозный характер. Замечу, что, вопреки большевистской традиции, я никогда не относился к марксизму как к религии. Моя связь с коммунизмом носит интеллектуальный, рациональный характер. В основе моего политического выбора лежал разум, а не идеалистическая страсть, как у отца-мистика, почти фанатика. Первое образование он получил в Венесуэле, в маленькой семинарии отцов-эвдистов, где преподавание велось на французском языке, и отец сохранил о преподавателях самые лучшие воспоминания. Утратив веру в Бога, он в некотором смысле транспонировал ее на Маркса и Ленина.
Что до моего «неверия» в политические догмы, оно, вне всякого сомнения, было реакцией на духовный экстремизм отца; его глубинная религиозность практически не повлияла на мое будущее духовное развитие и религиозное обращение. Мои отношения с марксизмом никогда не были ни догматичными, ни религиозными, и пусть никто не думает, что я механически заменил материалистическую «религию» мусульманской верой.
Понятие «политической религии» не до конца применимо к марксизму: если он и порождал фанатизм всех мастей, изначально в нем не было ничего исповедального или эсхатологического. Можно умереть или убить за любое дело - самое справедливое и бесконечно гнусное, - и в этом не будет ни преодоления себя, ни осязаемого присутствия Бога.
Я осваивал марксизм с критических позиций; так должен был бы поступать каждый истинный коммунист, ибо теория - это живая субстанция, которой ни в коем случае нельзя позволить застыть. Теория развивается, живет, меняется. В противном случае все мгновенно сводится к торжественным догмам, и тогда умирают мысль, преданность идеалам и готовность к революционному действию.
Без критики нет развития, но если материализм в исторической перспективе теряет свои позиции, то диалектический материализм как метод анализа и исследования актуален и сегодня. Кто из самых ярых хулителей посмеет утверждать, что не принимает его во внимание? Коммунизм все еще жив в
Китае, Вьетнаме, Северной Корее, на Кубе, в Лаосе и Камбодже, он пропитал всю западную культуру, изменил видение мира и общества для многих и многих поколений.
Одна из величайших заслуг Маркса состоит в том, что он выявил всю плодотворность диалектики как метода познания, которым пользовались уже великие материалисты античности. Но только Маркс превратил диалектику в инструмент анализа и социального развития. Для Гегеля диалектика была инструментом познания теории, Маркс же сумел превратить ее в метод анализа социальной действительности.
Я был поражен, осознав, что многие - если не все - руководители компартий, находившиеся у власти в конце 1980-х, превратили марксизм-ленинизм в подсобный политический инструмент. Идеология марксизма, пользуясь догматическим «дубовым языком», стремилась к единственной цели - обеспечить власть бюрократической касты номенклатуры и оправдать ее политический оппортунизм. Марксизм-ленинизм превратился в удобный инструмент в руках людей, давно утративших революционные идеалы (если они у них вообще когда-нибудь имелись!).
На той стадии марксистская доктрина являлась идеологическим оформлением власти, чьей единственной целью было самосохранение, желание обеспечить преемственность и ничего более. Коммунистические руководители перестали быть проводниками марксистских идеалов, но марксизм давал им в руки волшебную палочку, с помощью которой они манипулировали массами, направляя энергию людей на осуществление ложных теорий. У аппаратчиков была в руках власть, какую правители имели лишь на заре человеческой истории. И на что же они ее употребили?
Именно потеря идеалов и веры в справедливое будущее, предательство надежд огромных масс людей, откровенный, ничем не прикрытый обман стали, на мой взгляд, теми подводными рифами, на которые напоролись коммунистические режимы. Американцам, конечно, гораздо приятнее думать, что падением Берлинской стены мир обязан превосходству их стратегического видения, афганской ловушке и СОИ, пресловутому плану «звездных войн». Все это, вместе взятое, подорвало волюнтаристскую, искусственную экономику находившегося на последнем издыхании социалистического лагеря, не способного выдержать ни затрат на войну в Афганистане, ни конкуренции с новейшими американскими технологиями.
 |
| Фото отцу из тюрьмы |
Диалектический материализм - в том случае, если его используют осознанно, без убогой риторики, с остро критических позиций, - может быть бесконечно продуктивен как метод. Речь идет о необходимости честно и прагматично констатировать все ошибки и тупики исторического материализма - системы, претендовавшей на всеохватность, которая не могла ни все объяснить, ни все предвидеть. Если соединить этот подход со светом веры, в руках окажется мощное оружие, очень действенное в битве за справедливость…
Этот теоретический, научный метод может идти рука об руку с великой битвой за духовное самосовершенствование. Ничто не является раз и навсегда установленным, необходимо снова и снова бороться за себя самого, одновременно участвуя в революционном совершенствовании общества: только так человек сможет выбраться из кокона собственного эгоизма, отречься от убийственных стремлений к завоеванию и подавлению других людей.
Преодоление в ленинской доктрине ошибок Маркса, с одной стороны, и применение диалектики как метода научного анализа вкупе с праведной духовной жизнью, с другой, - таков рецепт осуществления человеком собственного предназначения, во всяком случае моего.
Современный человек убедил себя еще и в том, что может обойтись без Бога, без этой бесполезной составляющей бытия! Он имеет невероятную глупость заявлять, что сам управляет своей судьбой и собственными успехами обязан только себе! Все это, конечно, чистейшей воды абсурд. Вера - верховный акт развития, а не наоборот. Впрочем, только здесь, в Европе, атеизм приобрел столь нагло-воинствующие формы. Американцы - те хоть пытаются прикрывать свои низкие цели Библией…
Бог есть живой, конкретный и даже материальный опыт. Бог - не абстракция, не дух, верующий человек убеждается в этом ежедневно. Запад, на свое несчастье, эту истину забыл, он не помнит, что оба порядка - естественный и Божественный - суть одно и то же. Нарушить один - значит преступить и другой. А разве можно безнаказанно нарушать физические законы?
Мое обращение в ислам не оказало немедленного и непосредственного воздействия на жизненные привычки, в том числе на систему питания. Идея греха для меня отделена от изначального понимания зла, познание последнего идет рука об руку с приобретением человеком жизненного опыта. У зла есть «онтологическая» сторона, оно присутствует в мире, оно действует, оказывая на людей ощутимое материальное и духовное влияние. Грех - другое дело, в нем отсутствует аспект абсолюта. Его очень часто обнаруживаешь постфактум, испытывая мгновенный укол совести.
Проходя путь духовного развития, я все яснее осознавал трасцендентальный характер собственных поступков и приобрел привычку молча взывать к Господу, произнося благодарственные молитвы: я просил Бога указать мне путь, защитить и просветить. Находясь в заточении, я вынужденно воздерживаюсь от алкоголя, но меня это совершенно не угнетает. Я ненавижу пьянство. Привычка пить вино за едой была для меня скорее частью «культурного» ритуала, укоренившегося в странах Латинской Америки.
Мое видение мира и действующих в нем сил не слишком
существенно изменилось после принятия ислама, оно упростилось, потому что я
нашел в Коране и вере логичные, здравые ответы на мои собственные вопросы и
вопросы других людей. Вера укрепила мою убежденность и боевой дух. Я борюсь
против активных материальных и нематериальных сил, против людей и идей, против
учреждений, хотя сражение мое носит интеллектуальный характер. Я верю, что
первопроходцы должны иметь возможность передавать свой опыт тем, кого завтра
жизнь пошлет на передовую… Мы должны указать им дорогу к Вере, справедливости и
борьбе за истину, зная, как тяжел путь ко Всемогущему…
Сегодня мне смешно то антирелигиозное манихейство, которое когда-то, до обращения к Божественному Началу, вдохновляло меня и моих товарищей. Тогда я неоднократно отмечал для себя, сколь важную роль играли в национально-освободительных и революционных сражениях священнослужители-воины. В контексте палестинского сопротивления роль религии неуклонно возрастает. Меня поразила убежденность федаинов, и я проникся их верой. Мне смешна нелепая борьба против Бога, против самой идеи о том, что в этом низком мире может существовать Нечто, превосходящее наше понимание и недоступное нашему воображению. Злобный и бессмысленный предрассудок, которым многие защитники пролетарской революции размахивали как хоругвью, был в те времена в большой моде. Я находился в тупике - теперь я это понимаю, благодарение Небу, я нашел выход, и моя новая - нет, обновленная! - вера только подтвердила былые обязательства по отношению к Революции и новому человеческому порядку, подчиняющемуся Божественному замыслу.
Вера оказала мне неоценимую помощь в понимании сочетания психологических и социологических факторов в человеческих отношениях и важности религиозного фактора в историческом развитии в прошлом, настоящем и будущем. Предназначение истории - предвидеть, в ретроспективном анализе важно перспективное предвидение. Это избитая истина, но ее полезно время от времени вспоминать. Она позволяет мне расшифровать природу внутренних и межгосударственных столкновений в странах так называемого Юга.
Как разобраться в конфликтах и столкновениях сегодняшнего дня исключительно с материалистических позиций? Теперь, когда снято двенадцатилетнее эмбарго, писаки-журналисты словно по мановению волшебной палочки вдруг осознали, какую важную роль играет нефтяной фактор в объяснении нынешнего кризиса и американской политики.
Контроль над энергетическими ресурсами является определяющим, но не единственным параметром, далеко не единственным. Было бы странно и неестественно зацикливаться на одном аспекте - безусловно главенствующем, но являющемся лишь частью целого, пытаясь объяснить всю сложность ситуации публике, ровным счетом ничего не понимающей в геополитике.
Они либо наивные ослы, либо - и эта версия кажется мне наиболее правдоподобной - повторяют, как верные псы, то, что трубит голос его хозяина. Педалировать нефтяную составляющую конфликта - значит затушевывать другие, не менее - если не более - важные стороны ведущейся войны. Судьба Палестины тоже поставлена на кон, но понимают это на Западе считаные единицы посвященных, все остальные - средства массовой информации и их клиенты - даже не задаются этим вопросом.
Восьмилетнее заключение ни на йоту меня не изменило - я был и остаюсь революционером и коммунистом. Я буду всеми допустимыми способами бороться за освобождение мира от империалистической эксплуатации, а Палестины - от сионистской оккупации. Хотите верьте, хотите нет, но это не мечты выжившего из ума идеалиста и не бахвальство бывшего.
Антиглобализм сегодня сильнее любых нынешних и прошлых политических и идеологических расхождений. На повестке дня - вопрос о выживании человеческого вида: если мы продолжим разрушать планету теми же темпами, как делаем это сейчас на потребу империалистическому Молоху, то очень скоро вернемся в первобытные времена и окончательно одичаем. Бороться против империализма - значит бороться за человека и цивилизацию, а не за одну, отдельно взятую, религию.
Я полагаю, что глубинная духовная сила ислама помогает нам вернуться к естественным и одновременно ниспосланным свыше отношениям с людским сообществом и природой. Кажется, Мальро писал, что «XXI век будет веком религий или его не будет вовсе». Все разумные люди должны осознать, сколь серьезен брошенный нам вызов, поскольку будущее выглядит далеко не безоблачным - несмотря на всю безграничную демагогию вождей, проповедующих мир во имя того, чтобы было удобнее вести войны. Грозовые тучи уже затянули небо над головой «демократий». Великая Америка под предлогом борьбы с терроризмом обирает всю планету. «Старшая сестра Америка» уже на марше, ее военная машина отлажена. Думаете, ее можно остановить? Что касается меня, я знаю, в чем мой долг, но оружия в руки не возьму! Прошли годы, условия борьбы изменились. Остается политическая борьба, от которой я не откажусь ни при каких обстоятельствах.
Должен признаться, что питаю презрение к моральной нечистоплотности и низким чувствам некоторых людей, с которыми вынужден общаться против собственной воли. Судить пороки общества? Это не значит осуждать тех, кто им подвержен. Все они рано или поздно становятся жертвами собственных слабостей. Некоторые виноваты больше остальных, и тут не может быть и речи о полном отпущении грехов, это выглядело бы мерзким попустительством. Возможно, восемь лет судебного преследования и полной изолированности от мира в какой-то степени объясняют недостаточную беспристрастность моих оценок. Впрочем, особой горечи я тоже не чувствую, моя вера слишком сильна и глубока, и, каким бы парадоксальным это ни казалось, она делает меня свободным.
Я был женат трижды и сочетался браком с Изабель Кутан, Магдаленой Копп, а также с Ланой Харрар по законам шариата. Моя супруга-палестинка взяла на себя труд научить меня молитве и с нежной кротостью наблюдала, как я исполняю обряды. Ее мать объяснила мне, как именно следует воздерживаться от пищи - это мало чем отличается от поста, преданного католиками забвению. В рамадан мусульмане должны строго соблюдать все правила, закон не терпит приблизительности. Ислам требователен, но ведь когда человек идет к Богу, с него много спрашивается и еще больше он должен отдавать.
Я безгранично уважаю мои обязанности мужа и главы семьи, почитая права женщин главнейшей составляющей жизни. В противоположность сложившемуся на Западе нелепому и даже карикатурному представлению о положении мусульманок, их права отражены в духовном законе. Любой человек в Афганистане скажет вам, что учреждение шариатских судов - трибуналов, где судят по законам шариата, - принесло в страну неизвестные ей доселе законы нуштували, родового кодекса титульной нации - пуштунов.
Все, конечно, помнят зрелище казни женщин на стадионе в Кабуле - вражеская военная пропаганда транслировала картинку на весь мир, вызвав взрыв возмущения общественного мнения. Англоамериканец Питер Берген из CNN, встречавшийся в конце 1999 года с шейхом Осамой Бен Ладеном, вынужден был признать, что футбольные поля в Афганистане всего лишь спортивные площадки, не более того. Публичные казни при талибах проводились в исключительных случаях, так карали лишь за самые тяжкие преступления. Вот только об этом почему-то никто не рассказал миру.
Так же «случайно» никто не обратил внимания на цифры, которые предала гласности организация «Международная амнистия». Интересно, кто-нибудь сравнивал число казненных в Афганистане и в Америке? Сравнение оказалось бы не в пользу последней. Никто там не действовал по неведению или простодушию. Война была запрограммирована, общественное мнение должно было не только согласиться на нее - людей хотели заставить потребовать начала боевых действий. Через год после падения Кабула положение афганцев не изменилось ни на гран, несмотря на формирование марионеточного правительства: Запад не мог допустить, чтобы воцарившийся хаос связывали с так называемым освобождением Афганистана.
Хочу заметить, что никакие законы, принятые в ваших замечательных «демократических» государствах по наущению феминисток, не способны защитить несчастных жен от жестокого обращения дурных мужей. Что до положения женщины и уважения к ней - об этом можно говорить долго! Не знаю, что хуже для женщин: носить, соблюдая мусульманский закон, глухую одежду, защищающую их от преступного вожделения мужчин, или видеть женское тело, выставленное безо всякого стыда и уважения на всеобщее обозрение, как кусок мяса на прилавке, во имя отвратительного культа купли-продажи.
Моя мать, донья Эльба, - верующая католичка и прихожанка Апостольской римско-католической церкви. Я назвал Эльбой Розой мою младшую дочь - в честь ее бабушек. Став мусульманином, я сумел побороть в себе враждебность по отношению к католической церкви. В моем сердце зародилась любовь к Иисусу и Его Матери, Пресвятой Деве Марии (люди очень часто не знают, что правоверные мусульмане почитают и Сына, и Мать). Существует целая религиозная исламистская литература о Деве Марии и ее доме близ Эфеса в Турции: часть его превращена в мечеть, и женщины-мусульманки приходят туда молиться Пречистой Деве.
 |
| С матерью в Лондоне (1969) |
Теологические разногласия, существующие сегодня между исламом и христианством, безусловно очень серьезны, их еще очень долго невозможно будет преодолеть. Неоспорим лишь тот факт, что все мы верим в Единого Бога. Для Господа каждый человек неповторим, а все истинно верующие - будь то мусульмане, христиане или иудаисты - составляют единую общность, конечно, если чтят Завет! В конечном счете я совершенно убежден: все, кто привержен Священному Писанию, призваны объединиться. Таково предназначение, такова наша судьба. Мы идем сегодня разными путями, но цель у нас одна.
Я очень сурово осуждаю моральный и духовный упадок так называемых «демократий» - бессильных, вымирающих, не способных распоряжаться собой, сбитых с толку, порочных и развращенных избытком материальных благ. Рабы низкопробных наслаждений, они бесстыдно предаются сексуальным излишествам, подпитывая свой мозг изображениями немыслимой жестокости, тем, что Папа Иоанн-Павел II называет «культурой смерти». Вы же настолько безумны, что позволяете вашим детям ежевечерне поглощать все эти телегнусности. Ваше общество не слишком далеко ушло от описанного в 1930-е годы Олдосом Хаксли Дивного Нового Мира, хотя вы, возможно, чуть менее бесчеловечны. Неизбежная инфантильность гибнущего социализма как нельзя лучше проявляется в общедоступных передачах, соревнующихся друг с другом в глупости. Вряд ли я излишне пессимистичен. Многие, сами себе в этом не признаваясь, постепенно приходят к тем же выводам.
Расставим все точки над i: я совершенно уверен в вырождении и упадке западных обществ, но во мне нет ни горечи, ни ненависти. Обращение в ислам помогло мне избавиться от поспешности в суждениях, сделало чувства простыми и ясными. Я просто констатирую и сокрушаюсь. Я осознаю всю громадность стоящей передо мной задачи. Вера сделала мой взгляд на окружающую действительность острее, но и принципиальнее и мягче, что, впрочем, не имеет ничего общего с терпимостью или попустительством; грань, отделяющая эти явления от пособничества - активного или же пассивного, - практически незаметна.
Терпимость кажется мне понятием подозрительным, в ней слишком много, с одной стороны, равнодушия, а с другой - склонности к самоанализу. Быть терпимым - значит сочувствовать, разделять страдания и растерянность, порождаемые неестественным и бесчеловечным миром. Вера помогла мне понять, открыть для себя и почувствовать главное: чудовищный разлом, поразивший современные страны, имеет духовное и моральное происхождение, обществами управляет развращенное меньшинство, не имеющее ни стыда ни совести. Но ведь без путеводной звезды Веры и морали любое начинание проваливается, любой человек сбивается с пути. Слова о блуждании в потемках не есть образ или фигура речи - это конкретная и сиюминутная реальность, которую каждый человек может испытать на себе, пока не найдет путь света и истины в Боге.
Нравственная чума Запада обрушилась и на развалины социализма. Я уже объяснял распад Советского Союза моральным разложением большинства его элит (рыба гниет с головы!), постепенно утративших всякий интерес к Революции. С годами идеи Революции, социализма стали для бюрократической касты, дорожащей своей властью и привилегиями, просто идеологическими клише, служащими обману общества. Крушение социалистического лагеря, переход экономики бывшего Советского Союза на рыночные рельсы, подчинение всей жизни интересам купли-продажи окончательно и бесповоротно изменили жизнь тех стран, которые Советский Союз долгое время защищал, одновременно подтачивая их устои. Руководству стран так называемого социалистического лагеря не хватило времени на выработку иммунитета против «дикого» капитализма и его последствия - «ультралиберализма». В современных западных государствах существуют (или формируются) очаги сопротивления негативным последствиям постсоветского развития России и стран Восточной Европы.
Народы бывшей Советской империи заплатили дорогую цену за «открытость» политической и экономической модернизации. Сколько молодых женщин из вновь образовавшихся государств отправились на средиземноморский Запад и в страны Залива, чтобы стать там проститутками, к вящей радости набобов из нефтяных княжеств? Нефтедоллары для нефтекуртизанок… а ведь эти лицемеры с упоением карают своих женщин по устаревшему и жестокому закону шариата, и американские гуманитарные организации крайне редко говорят об этом во весь голос - речь ведь идет об их союзниках. Подобное правоприменение должно быть немедленно упразднено, поскольку дает искаженное представление об исламе.
Я был и остаюсь профессиональным революционером, солдатом, бойцом в ленинском понимании этого слова. Революция просто не могла бы свершиться без своего авангарда - борцов, которые ее планируют, готовят и начинают. Я руководил сражениями как в полевых условиях, возглавляя десантно-диверсионные группы, так и из оперативного штаба. Тем не менее, по сути своей, я скорее политик и организатор и считаю анализ соотношения стратегических и тактических, конъюнктурных и постоянных вооруженных сил оптимальным методом для определения своевременности и особенностей революционного действия, его рамок и природы, вплоть до вооруженного выступления.
Теоретизирование обратно пропорционально накалу реальной борьбы и уровню вовлеченности в него масс, однако полный отказ от него невозможен - иначе будут утрачены смысл и конечные цели борьбы. Необходимо постоянно корректировать вектор действий, исходя из краткосрочных, среднесрочных и долгосрочных тактических и стратегических целей. Как верующий возвращается каждый день к Священному Писанию, а священник ежедневно читает требник, так же и политик должен постоянно корректировать свои действия в соответствии с поставленными целями. Анализ a posteriori различных ситуаций и событий лежит в основе деятельности любого политика, военачальника и революционера, планирующего дальнейший ход событий.
В четырнадцать лет я посвятил свою жизнь Революции. В январе 1964-го вступил в коммунистическую партию, но счастливо избежал искушения стать функционером и продолжаю оставаться коммунистом и непреклонным революционером. Возможно, именно эта бескомпромиссность вызывает наибольшее раздражение у моих оппонентов. Когда мне было двадцать, произошли события, коренным образом изменившие мою жизнь и определившие дальнейшую судьбу: Мировая Революция и борьба палестинского народа слились в моем сознании воедино. Признáюсь, мой политический выбор и тесная духовная связь с Палестиной еще больше укрепились после встречи с Ланой Харрар.
Борьба для меня есть синоним самопожертвования во имя избранного дела. Приняв ислам в октябре 1975 года, я не стал ни мистиком, ни святошей. Я всего лишь пытаюсь найти свет Веры и не дрогнуть в суровых жизненных испытаниях, общаясь с Богом напрямую, без посредников.
Мои коммунистические идеалы устояли во всех жизненных горестях и терзаниях, они нисколько не противоречат вере в Единого Бога. Вера обогатила и расширила мое видение мира, дав дополнительные и очень веские основания не отступать с выбранных позиций. Вера не только утвердила меня в правоте дела, которому я посвятил жизнь, но и помогла исправить многие ошибки и отказаться от неверных оценок и заблуждений. Ислам укрепил мои революционные воззрения, он очистил их, придав одновременно новое - возвышенное - значение.
Сегодня кончается моя изоляция - она длилась восемь лет и 63 дня, считая с августа 1994 года, когда суданское правительство, подкупленное на американские нефтедоллары, выдало меня DST.
Под изоляцией я имею в виду полное отсутствие каких бы то ни было контактов с людьми - даже с заключенными моей же тюрьмы! Позиция французской администрации явно свидетельствует об отношении ко мне не как к «террористу», но как к политическому заключенному, от которого при возможности неплохо было бы избавиться. Думаю, я сегодня единственный заключенный французских тюрем, которому запрещены свидания. Мелочность судебных властей и тюремной администрации доходит до того, что мне запрещено изучать французский язык - единственным моим учебником остается словарь.
Чего же они боятся? Что я смогу изъясняться на их языке, и хорошо изъясняться? Что поставлю в неловкое положение судей, делая по-французски неприятные для них замечания, указывая на пробелы в материалах дела, обличая недостатки в работе следователей? Чего они так сильно опасаются? Что я сделаю заявления, компрометирующие сильных мира сего, или выставлю на всеобщее обозрение непоследовательность судебной системы? Что мои аргументы камня на камне не оставят от устоявшейся системы идеологических взглядов добропорядочных мелких буржуа - этих винтиков государственной машины, которые, облачившись в судейские мантии, позволяют себе попирать ими же написанные законы? А может, они страшатся, что столь явные, вопиющие противоречия напомнят об их собственной некомпетентности и никчемности? Эти законники нарушают судебную процедуру, ущемляют мои права, боясь, что я использую язык как оружие, чтобы защищать права политического заключенного и обличать их систему, да еще подам другим дурной исламо-революционный пример.
Тюрьма для меня - это еще и семейная традиция, которой я горжусь. Я принадлежу к четвертому поколению Рамиресов и Санчесов, которых арестовывали и сажали за то, что они защищали правое дело, руководствуясь политическими идеалами. Не будем забывать, что выбор оружия нам, революционным борцам, был навязан врагом, несоразмерностью противоборствующих сил. Сегодня это называют «асимметричными» конфликтами, объясняют неустойчивым, взрывоопасным международным положением, характерным для «горячих» лет «холодной войны».
Сегодня я - политический заложник, выданный 15 августа 1994 года светским властям на летном поле аэропорта Виллакубле. Никто не убедит меня в том, что люди, организовавшие мое «изъятие» из Судана, превосходно знающие, в какой грязи барахтаются политики и сколько преступлений было совершено во имя «свободы» и так называемых «демократических» ценностей, не поступят со мной так, как поступает медиакратия, закармливающая общественное мнение описанием искупительных жертв и охотно на этом наживающаяся! Горе несчастному, осмелившемуся пойти против государственных интересов, - таков закон, правящий западным обществом, но я этот закон отвергаю.
Французские тюрьмы далеко не курорт. Больше всего мне здесь не хватает теплоты человеческого общения, возможности перекинуться с кем-нибудь хоть словом. Я читаю ежедневные газеты, книги, посвященные нашей борьбе, пишу за шатким пластиковым столиком - им заменили старый деревянный стол, служивший мне первые шесть лет заключения. В Париже я слушал «Radio Orient», смотрел новости, переключаясь с программы на программу (за телевизор администрация тюрьмы берет с меня ежемесячную плату в размере десятой части его стоимости).
транквилизаторами - иначе им не вынести ни жалкого существования без идеалов, без перспективы, без надежды, ни самих себя.
Я сижу в тюрьме, но мой разум и моя душа свободны. Тюрьма является решающим испытанием в осуществлении моего предназначения. В определенном смысле я, узник, свободнее многих и многих людей, живущих на свободе: эти рабы ложных потребностей каждый вечер накачиваются транквилизаторами - иначе им не вынести ни жалкого существования без идеалов, без перспективы, без надежды, ни самих себя.
Тюрьма подарила мне последнюю великую любовь, одарив неземным богатством. Многие могут позавидовать подобной удаче. Я живу этой любовью, яростно надеясь вернуться в самом скором времени на землю моих предков, в Венесуэлу. Но я мог бы жить и в Ливане - я люблю эту страну и ее народ. Я говорю – «жить», потому что никогда и нигде не чувствовал себя изгнанником, ни в Судане, ни за уныло-серыми тюремными стенами Сантэ и Сен-Мор, где меня пытаются еще больше изолировать от внешнего мира…
Почему Изабель? Почему я? Сегодня закон Корана, заветы Сунны и Пророка Мухаммеда связали нас до конца дней. Что сказать о подобной любви - возвышенной, бескорыстной, честной? Это чудо и тайна. Ни на одно мгновение глупое тщеславие не заставило меня поверить, будто я обязан нашей встречей исключительно собственным заслугам, потому что верю в Бога, а наши судьбы на карту жизни наносит Он один. Я остаюсь неисправимым оптимистом, ибо меня ведут по жизни слившиеся воедино идеалы и Вера. Рано или поздно я выйду из заточения, я в этом убежден, даже если, став свободным, замолчу навеки. Я закончил писать «Воспоминания» в ноябре 1992 года в Аммане. Если Аллаху будет угодно, они увидят свет через двадцать лет - в любом случае уже после моей смерти.
Я подчиняюсь воле Всевышнего. Хвала Аллаху!
4 августа 1994 года в столице Судана Хартуме врачи одной из клиник сделали обезболивающий укол 45-летнему полноватому человеку. В растворе содержалось и снотворное. Дождавшись, чтобы человек уснул, его телохранители пропустили полицейских, и те надели на спящего наручники. Когда спящий проснулся, ему объявили, что он арестован.Утром следующего дня специальный самолет доставил арестованного на военный аэродром под Парижем.
Так французские спецслужбы завершили многолетние усилия по поимке опаснейшего террориста последней трети XX века по кличке Карлос. Иногда казалось, что террорист вот-вот будет пойман, но всякий раз он улавливал грозящую опасность и выходил сухим из воды. Спецслужбы хотели даже заразить отца Карлоса гепатитом, чтобы заманить сына к тяжело больному отцу и там “нейтрализовать”, но потом операцию отменили, опасаясь, что при этом погибнет отец.
Родился Карлос 12 октября 1949 года в Каракасе (Венесуэла). Его отцом был известный адвокат, миллионер и… ярый приверженец коммунизма Хосе Аллаграсия Санчес. Он настолько “болел” идеями Ленина, что трем своим сыновьям дал последовательно имена – Владимир, Ильич, Ленин. Владимир и Ленин никак не прославились, а вот средненький, Ильич, вырос в убийцу международного масштаба.
В Латинской Америке свирепствовала тогда стихия революционной романтики. Прививки против нее были недостаточны, и болезнь захватывала все новые и новые слои общества. В ряды революционеров шли все – от добропорядочных, искренне верующих одновременно в марксизм и в Бога обывателей до людей с психопатологическими наклонностями, жаждущих насилия и убийства. Последним революционная деятельность позволяла “снимать” собственные комплексы. К ним принадлежал и Ильич, взявший себе псевдоним Карлос. Как показала его жизнь, ему было все равно, кого убивать и за что, какими бы трескучими лозунгами ни прикрывал он свою деятельность.
А этапы его “большого пути” таковы.
В 15 лет Карлос вступает в компартию Венесуэлы.
Окончив школу, направляется на Кубу – овладевать техникой партизанской войны в специальном учебном лагере.
В 1968 году Карлос приезжает в Москву и с ходу поступает в Университет дружбы народов им. Патриса Лумумбы, где готовили не столько специалистов, сколько “агентов влияния” в странах третьего мира. В Москве Ильичу понравилось. У него были деньги (их присылал в большом количестве отец), девочки, повышенное внимание окружающих. В кутежах, распутстве и пьяных потасовках Карлос проводил куда больше времени, чем в учебных аудиториях. В итоге даже терпеливые к своим’ подопечным руководители университета возмутились. Но, возможно, Ильич завершил бы образование, если б не участие в несанкционированной демонстрации у посольства Ливии. Так что выдворили Ильича из СССР в июле 1970 года за ” антисоветские провокации “.
А Карлосу понравилось жить весело и с размахом. И главное, в Москве он наконец понял, что его призвание – борьба с империализмом и сионизмом. В этом его убедили студенты-палестинцы, обучавшиеся вместе с ним в Москве. Палестинцы же и пригласили его в учебный лагерь для подготовки террористов, находившийся в Иордании.
Завербовал Карлоса в террористы Вади Хаддад, организатор палестинского терроризма, член ЦК Народного фронта освобождения Палестины. Хаддад был человеком с размахом. Деньгами, собранными у богатых арабских пожертвователей, он финансировал террористические группировки во всем мире – от японской “Красной Армии” до западногерманской “Роте Армее Фракционе”. Когда в 1979 году Хаддад скончался от лейкемии, эстафету террориста No.1 подхватил Карлос. К этому времени за его плечами было уже семь лет активной работы в терроре.
Вот каковы вехи его пути.
1972 год.
В Лондоне Карлос стрелял в Эдварда Зифа, произраильски настроенного владельца сети универмагов. Там же подложил бомбу в отделение израильского банка, при взрыве которой была ранена одна из сотрудниц.
1973 год.
Карлос становится руководителем европейской сети Народного фронта освобождения Палестины. Через него идет снабжение оружием западноевропейских леваков.
1974 год.
Карлос прямо или косвенно участвует в организации серии терактов в Европе и Японии, в том числе в подготовке взрыва в парижском аэропорту “Орли”.
1975 год.
Через своего осведомителя французская контрразведка узнала адрес конспиративной квартиры Карлоса в Париже и устроила засаду, но в результате он убил двух контрразведчиков и осведомителя и ускользнул.
1975 год.
Захват в заложники 11 министров стран ОПЕК в Вене. Террористы (палестинские и западногерманские боевики) во главе с Карлосом получили затребованный ими самолет и направились в Алжир, где часть заложников выпустили. Затем перелетели в столицу Ливии Триполи и, наконец, снова вернулись в Алжир. Здесь террористы сдались властям, однако через несколько дней были выпущены на свободу.
1979-1982 годы.
Выполнение отдельных заданий органов госбезопасности ГДР и Румынии, в том числе взрыв в Мюнхене на радиостанции “Свободная Европа”.
1982 год.
Серия терактов во Франции. Взрыв поезда Париж – Тулуза, в результате которого погибли 5 человек. Взрыв автомобиля на улице Марбеж, один погибший, 63 раненых. Взрыв на марсельском вокзале Сен-Шарль, пятеро погибших. Нападение на строительный участок французской АЭС “Феникс” в Крейс-Мальвил.
Карлосу инкриминируются убийства и руководство убийствами в общей сложности 83 человек в разных странах мира. Французский суд давно уже заочно приговорил его к пожизненному заключению, но поймать Ильича удалось лишь в 1994 году.
“Карлос был самым удачливым из террористов, – описывает его карьеру журналист Л. Млечин. – После истории в Париже, когда его чуть не арестовали, он старался не рисковать. Постепенно его имя обросло легендами. Ему приписывали то, к чему он не имел отношения.
Тщеславному Карлосу это нравилось. Он говорил: “Чем больше небылиц пишут обо мне, тем лучше, тем меньшим будет желание нормальных полицейских ловить меня. Для меня это своего рода гарантия безопасности”.
Джентльмен со светскими манерами, хорошим гардеробом, говоривший по-английски, по-французски, по-русски и по-арабски, Карлос казался молодым террористам некой разновидностью Джеймса Бонда. Он очень заботился о себе. Необыкновенный чистюля – пудрился и страдал из-за того, что полнеет. Он даже советовался с врачами-косметологами, не могут ли они убрать ему грудь, уже напоминавшую женскую. Один из немецких радикалов при встрече принял его за итальянского мафиози. Он познакомился с Карлосом “в очень благородном доме, где привратник не позволяет себе кашлять”.
Карлос любил фешенебельные гостиницы (предпочитал “Хилтон”), дорогие рестораны, веселую жизнь, которую мог себе позволить: террор – дело прибыльное.
Он был очень жесток. Застрелил в Париже двух полицейских и своего бывшего друга Мишеля Мухарбеля без колебаний. Готовя в 1975 году захват нефтяных министров в Вене, инструктировал свою команду так:
– Заложник, который окажет сопротивление, будет убит на месте. Тот, кто не выполнит мое приказание, будет расстрелян. Кто попытается скрыться – будет расстрелян. Кто устроит истерику – будет расстрелян. Это не убийство, а необходимость, инструмент политической борьбы. Чем больше насилия, тем больше тебя будут уважать и тем больше шансов, что твои требования будут выполнены.
И при захвате заложников он доказал, что не роняет слов на ветер: всадил в безоружного ливийца, сотрудника ОПЕК, весь магазин”.
Когда европейские спецслужбы сели Карлосу на хвост, он перебрался в ГДР, где ему помогало Министерство госбезопасности. Основными базами Карлоса и его боевиков были Восточный Берлин и Будапешт. В Восточной Германии Карлос чувствовал себя как дома – ездил на красный свет, развлекаясь, стрелял в гостиницах в потолок, организовывал “посиделки” арабских и европейских террористов, переправлял через границу взрывчатку и оружие.
Женой Карлоса стала западногерманская немка Магдалена Копп, искусствовед по образованию и террористка по призванию. У Карлоса и Магдалены родилась дочь, названная Розой. Когда в 1982 году Магдалену выследили и арестовали в Париже, Карлос потребовал ее освобождения, обещая в противном случае организовать террористическую войну против Франции. Французы отказали – и война началась. Взрыв поезда Париж – Лион, выпуск нескольких ракет по атомной электростанции, серия других терактов, в том числе нападения на французские посольства в Бейруте и Вене. Через три года французы капитулировали. Жена Карлоса воссоединилась с мужем. (В настоящее время вместе с Розой и матерью Карлоса она живет в Венесуэле.)
Когда в СССР началась перестройка и в соцстранах Восточной Европы запахло жареным, осторожный Карлос перебрался от греха подальше в Сирию. Его дом в Дамаске охранялся так, словно Карлос был сделан из чистого золота. Однако на Ближнем Востоке тоже наступили новые времена. Террор, если не считать отдельных экстремистских групп, вышел из моды. Особой нужды в террористе со стажем у Сирии не было, а проживание его в этой стране создавало определенные политические проблемы для президента Хафеза Асада. Тогда в 1991 году Карлоса спровадили в Судан. Здесь террористу тоже выделили отдельный дом и охрану, но в конце концов “сдали” неудобного гостя французам.
Находясь в парижской тюрьме “Санте”, Карлос откровенно игнорировал усилия следователей, заявляя, что никогда не выдаст правительства и группировки, снабжавшие его оружием и деньгами и укрывавшие его от преследований. Правда, он хвастливо признался, что является членом и создателем организации интернациональных революционеров, строго соблюдающей чистоту своих рядов (отступников и предателей казнят).
Защитником Карлоса вызвался быть знаменитый французский адвокат Жак Вержес, человек с большими “белыми пятнами” в биографии. На начальном этапе следствия Карлос шокировал следствие и журналистов, заявив:
– Я выбрал себе в адвокаты Жака Вержеса потому, что он еще больший террорист, нежели я. Он виновен в гибели большего числа людей, чем я. Это террорист, который меня пугает.
Во Франции нет смертной казни, и бояться Карлосу нечего. Пожизненное заключение? О, вероятно, он уверен, что оно не будет таковым. Таких людей, как он, частенько используют в качестве разменных фигур в большой политической игре. А может, Карлос ждет, что его освобождения добьются братья-террористы, подобно тому, как он сам добился освобождения своей жены из той же французской тюрьмы.
Ниже публикуется интервью с известным террористом Ильичем Рамиресом Санчесом (Карлосом), которое взяли журналисты с французского портала www.geostrategie.com Ильич Рамирес Санчес более известен широкой публике под псевдонимом Карлос Шакал. Для одних, это террорист. Заслуженно осужденный французским правосудием, для других, образец политического солдата и бойца Сопротивления..Но везде где он был за ним тянулся кровавый след невинно убитых людей..Кстати совместно с журналистом Жаном-Пьером Верноше, близким к национальным кругам, он написал автобиографию «Революционный Ислам», опубликованную в издательстве Rocher.
Итак..
Вы находитесь в тюрьме по обвинению в терроризме. Но нередко «террористами» называют бойцов Сопротивления. Как Вы сами прокомментируете ситуацию?
-Я определяю себя как бойца Сопротивления, как профессионального революционера в ленинском понимании этого слова, как участника военного крыла палестинского Сопротивления. Таким образом, я нахожусь в тюрьме не за терроризм. Против меня выдвинуто обвинение в умышленном убийстве трех лиц на улице Тулье в Париже 27.06.1975г., из которых один был полицейским. Я оспариваю данный факт. В настоящее время я заключенный, отбывающий наказание по уголовному преступлению
-Каковы условия Вашего содержания?
-Они обычны для заключенного, приговоренного к длительному сроку. В течение первых десяти лет я был полностью изолирован от общества и не мог выходить из моей камеры. Сегодня благодаря решению европейского суда по правам человека условия смягчились.
-За какие из своих акций Вы испытываете наибольшую гордость? Может быть, за взятие заложников в Вене в 1975г.?
-Я горд за все, что я сделал. Мне удалось сделать много и мало одновременно. Я делал такие вещи, с которыми немногие бы в мире справились. Я горд за работу, которую я выполнил. В Вене они принимали себя за хозяев мира. Я доказал им, что они тоже уязвимы. Это имело большой символический эффект.
А какими своими делами Вы гордитесь меньше всего? Может быть, убийством двух агентов ДСТ, за которое Вас заключили в тюрьму?
-Меньше всего я горжусь теми своими делами, которые удались хуже всего. Что касается гибели этих агентов, должен Вам напомнить, что обязанностью бойца Сопротивления является всеми силами препятствовать аресту. Вот почему, когда меня пытались задерживать, я избегал наносить смертельные выстрелы. Дело на улице Тулье я считаю израильской провокацией против меня и против ДСТ.
-Если бы Вы не стали Карлосом, кем бы мог стать Ильич Рамирес Санчес?
-Я родился для того, чтобы стать профессиональным революционером. Мой отец хотел этого и я прилагал к этому все усилия. В период моего взросления я был более интеллектуалом, но затем я стал человеком действия. Иногда в детстве я хотел стать, как и отец адвокатом, но одновременно и профессиональным революционером тоже.
К тому же могу сказать, что не я стал кем-то, а судьба революционера выбрала меня. После этого я старался выполнить мою работу наиболее хорошо и корректно.
-Вы венесуэлец, что Вы думаете о действиях Уго Чавеса?
-Уго Чавес – наиболее значительная фигура в истории Венесуэлы после Симона Боливара. Это уникальный в истории пример. Когда революционный лидер пришел к власти путем демократического голосования, что объясняет некоторые слабости его режима. В отличие от открытой революции, когда все прежние формы беспощадно сметаются, в нынешней Венесуэле остались многие структуры прежнего режима. Именно они саботируют действия Чавеса.
На геополитическом уровне ему уже удалось многое. Его план по созданию экономического, военного и нефтяного альянса стран Южной Америки поставил под сомнение американскую гегемонию в этом регионе укрепил антиимпериалистические силы во всем мире.
-Поддерживаете ли Вы контакты с Венесуэлой?
-Естественно. Я поддерживаю связи со своей страной. Я являюсь членом Компартии Венесуэлы и почетным членом Коммунистической молодежи Венесуэлы. Одновременно я поддерживаю Объединенную социалистическую партию, объединяющую всех чавистов. Время от времени я пишу статьи для их изданий.
Надеетесь ли Вы в один прекрасный день освободиться и думаете ли, что Венесуэла сыграет роль в Вашем освобождении?
-Я имею твердую уверенность в своем освобождении. Что же касается Венесуэлы, то ее участие в этом процессе затрудняют некоторые бывшие коммунисты, перешедшие в лагерь реакции. Все же я думаю, что венесуэльская нефть сыграет свою роль. Ведь это не Венесуэла заинтересована во Франции, а Франция заинтересована в Венесуэле.Еще в 1999г. президент Ширак на встрече с Чавесом сказал, что готов передать меня Венесуэле, когда будут закончены все судебные формальности. Прошло уже десять лет, а воз и ныне там.
-Вы были всегда близки к палестинскому руководству. Подписали ли бы вы соглашения в Осло?
-Я никогда не был близок к палестинскому руководству. Я участвовал в военном сопротивлении палестинского народа. Что касается соглашений Осло, то я воспринимаю их как предательство. Я бы никогда их не подписал.
-Какой выход из палестино-израильского конфликта Вы видите сегодня?
-Я боюсь, что нынешняя ситуация продлится на жизни еще одного поколения. Но дело сионистов проиграно. Их искусственное государство исчезнет со временем. На его место придет светское и демократическое палестинское государство, открытое для всех. В том числе для евреев.
В Палестине проживают три категории евреев. Первые – те, кто любят Святую землю; вторые оказались там случайно, эмигрировав из своих государств по экономическим причинам; третьи подвержены религиозно-политической ереси сионизма. Этих последних надо изгнать. Остальные выберут уехать им или остаться, т.к. святая земля открыта для всех, для всех верующих.
-Сможет ли Иран сыграть какую-то роль в том процессе, о котором вы говорите?
-Конечно. Иран будет играть очень важную роль в ближневосточном процессе. Во-первых, из-за своей близости к очагу конфликта. Во-вторых, в Иране проживает в мире с мусульманами очень большая еврейская община, не подверженная сионистским настроениям.
Мне очень симпатичен президент Ирана Ахмадинежад. В отличие от руководителей США это старый боец, он закален войной.
Вы обратились в Ислам и одновременно не устаете повторять, что являетесь коммунистом. Не видите ли вы в этом противоречия?
-Я верю в Бога. Бог неоднократно спасал меня в безвыходных ситуациях. Когда погибали все, кто находился рядом со мной.
Я сознательно принял именно мусульманскую веру, но, по-моему, в этом нет никакого противоречия. Компартия Венесуэлы на одном из своих съездов приняла решение о том, что верующие люди могут становиться ее членами, будь они христианами или мусульманами. Это решение меня чрезвычайно ободрило.
-Связываете ли вы какие-либо надежды с Бараком Обамой?
-Нет. Может быть, его администрация примет какие-то меры для бедняков и обездоленных, для того, чтобы облегчить им жизнь. Но этим все и ограничится. По сути все останется без изменений.
Обама, как и Кеннеди в свое время, был избран, чтобы вызвать симпатию у остального мира. Но это только маркетинг, ничего не меняющий по существу.
Обама выиграл потому, что на его избирательную кампанию были потрачены огромные деньги. Откуда они пришли, позволительно спросить? Со счетов в капиталистических и сионистских банках. Их воротилы решили спасти американскую систему и для этого вывели на сцену Обаму. Но это косметическое изменение не меняет внутренней сущности американской системы. Обама пришел не для того, чтобы делать революцию, а чтобы вывести США из кризиса. Он будет лишь продолжать политику своих предшественников другими средствами. В международных делах, возможно его методы будут мягче, но он будет осуществлять цели Буша в Ираке, Иране, Афганистане, Южной Америке.
-А как Вы оцениваете деятельность Владимира Путина?
-Позитивно, как же иначе. Владимир Путин – бывший офицер КГБ. Это значит, что его готовили, чтобы ввести в состав элиты СССР. Это нормально, что сейчас он стоит во главе России.
Я желаю, чтобы его политический проект увенчался успехом. Ведь весь мир нуждается в Третьем Риме, в сильной России, опирающейся на три идеологические столпа: коммунизм, православие, панславизм.
-Силой вещей вы являетесь в настоящее время жителем Франции.
Что Вы можете сказать о стилистике и политике Николя Саркози.
Какие размышления в Вас вызывает нынешняя политическая обстановка во Франции?
-Я действительно являюсь жителем Франции, но временно и не по своей воле.
Что же касается французской политики, то я интересуюсь ею с 1966г., когда начал читать Le Monde, который выписывал тогда ЦК Компартии Венесуэлы.
В нынешней ситуации я являюсь зрителем и у меня немало интересных наблюдений. Например, Елисейский дворец больше не является резиденцией главы французского государства, он превратился в простой офис. Ваш президент покидает его, чтобы отправиться на ночь в дом своей новой супруги. По-моему, это знаменательно. Политикам уже не возбраняется ночевать на квартирах у своих пассий. Сейчас повсюду в мире у власти находятся нувориши. Исключение не составляет и Франция, где правят новые французы. Я всегда удивляюсь, смотря телевизор, какое место в жизни Франции занимают французы с фамилиями выходцев из Центральной Европы и Северной Африки, не являющиеся тем не менее ни славянами, ни мусульманами.
Именно граждане Франции, проголосовавшие за Николя Саркози, ответственны за это. Франция является демократической страной, тем не менее только треть французов, проголосовавшая за победившую партию, принимает участие в формировании правительства. Таковы особенности Вашей избирательной системы. Вы обвиняете Чавеса в диктатуре, но в Венесуэле избирательная система более демократична.
Я не обольщаюсь на счет того, что во Франции когда-нибудь произойдет большевистская революция. Все же хочется надеяться, что во Франции, во многом все еще являющейся символом для многих людей мира, когда-нибудь придет к власти сильный президент. Который будет проводить политику в Ваших, а не чьих-либо интересах, а Франция вновь станет великой державой.
-А что вы думаете о Сеголен Руаяль?
-Сеголен Руаяль – мать семейства и образцовая француженка-католичка. Я думаю, что этого достаточно.
А что вы скажете об аутсайдерах французской политики: Жан-Мари Ле Пене и Оливье Безансоне? Кто из них Вам более близок?
-Я – коммунист. Жан-Мари Ле Пен – антикоммунист и старый фашист. Тем не менее я часто испытываю к нему симпатию. Он ведет себя эпатажно, он не знает компромиссов. Наконец, он говорит правду, не оглядываясь по сторонам. Когда-то такими были настоящие коммунисты.
Что же касается Оливье Безансона, то это троцкист и этим все сказано. Как настоящий коммунист я всегда боролся с этим политическим течением.
-Что вы скажете о решении президента Саркози об интеграции Франции в военные структуры НАТО?
-Конечно, это скандальное решение, но оно ничего не меняет по существу. Франция уже давно легла под Соединенные Штаты. Разница лишь в том, что раньше это делалось по экономическим причинам, а сейчас по идеологическим.
Прежде чем Вас покинуть, я хочу задать Вам четыре вопроса. Если бы сейчас появилась возможность что-то исправить в Вашей прошлой жизни, Вы бы исправили?
-Да, но не в глобальном плане. Я все равно стал бы профессиональным революционером.
-Песня Эдит Пиаф «Я ни о чем, ни о чем не жалею» относится к Вам?
-Да.
-И все же, вы о чем-нибудь жалеете?
-Ни о чем из того, что я совершил. Но я жалею об эволюции современного мира, о распаде СССР, о том, что нам не удалось пока освободить Палестину.
-В Вашей душе сейчас царит мир?
-Да
15 августа 1994 года суданцы передали сотрудникам французских спецслужб Ильича Рамиреса Санчеса, более известного под прозвищем Карлос Шакал. На протяжении двух десятилетий он совершал дерзкие террористические акции, но каждый раз ему удавалось ускользнуть от правосудия. До появления Усамы Бен Ладена Карлос Шакал считался террористом № 1 в мире. Но если Бен Ладен стоял во главе огромной подпольной террористической структуры и осуществлял только общее планирование и финансирование терактов, то Шакал лично принимал участие в каждой из своих операций и в конце концов создал частную террористическую корпорацию, предлагавшую свои услуги на чёрном рынке. Лайф выяснил историю самого опасного и дерзкого террориста 1970–-80-х годов.
Происхождение
Ильич Рамирес Санчес родился в Венесуэле в 1949 году. Его отец был весьма преуспевающим и богатым адвокатом. Одновременно он был страстным марксистом. Вероятно, чтобы как-то преодолеть противоречия между собственными политическими взглядами и роскошной жизнью, он нарёк своих сыновей в честь вождя пролетарской революции. Один из детей получил имя Владимир, другой – Ильич, третий – Ленин.
Отец с детства рассказывал детям о великом благе мировой революции и настраивал их на борьбу. Больше всех отцовской пропаганде поддался Ильич, по заветам отца вступивший в "Коммунистическую молодёжь Венесуэлы" – молодёжное крыло местной компартии. Впрочем, какими-то серьёзными успехами он в Венесуэле не отметился.
Вскоре его родители развелись, и Ильич с матерью уехал в Лондон, где провёл почти два года. В 1968 году Ильич перебирается в Москву для учёбы в РУДН,. Его отец похлопотал о том, чтобы "Коммунистическая молодёжь Венесуэлы" отправила заявку на учебный грант для его сына через Советско-Венесуэльское общество дружбы.
1968 год резко выделялся обилием событий. Всего за несколько месяцев до этого в боливийских джунглях был казнён Че Гевара. Началась "пражская весна", студенческие беспорядки в Париже. Мир стремительно менялся, на арену выходили "новые левые»", которые считали кремлёвских партократов даже большими злодеями, чем капиталистов. Молодого гедониста Санчеса угнетала скучная Москва, оставшаяся в стороне от всех значимых событий.
Во время обучения в университете Санчес никак не мог смириться со строгостью и консервативностью порядков Москвы. Он с детства привык к роскоши и к тому, что его никто не ограничивает. Развлечения, которые он практиковал с юности, считались в советской столице если и не криминальными, то нежелательными.
Коменданты общежития, в котором он жил, то и дело выговаривали ему за постоянные вечеринки и бесконечные приходы девушек. В конце концов администрация даже пожаловалась его отцу и потребовала, чтобы тот присылал меньше денег своему сыну, поскольку в Москве среди студентов не принято вести такой гедонистический образ жизни. Однако эта попытка только разгневала его отца, который заявил, что его сын не будет ни в чём нуждаться.
Тем временем раскол случился и в молодёжном крыле венесуэльской компартии. По рекомендации из Москвы местные коммунисты отказались от вооружённой борьбы и перешли к легальной политике. Однако радикалы отказались выполнять это решение и хотели продолжать борьбу. Ильич выступил на стороне радикалов, о чём стало известно от других венесуэльских студентов. В итоге Санчес и остальные не согласившиеся с решением были исключены из организации. А вскоре по инициативе венесуэльской стороны был отозван и его учебный грант. После двух лет обучения в РУДН Ильич Рамирес Санчес был исключён.
В годы холодной войны нередко утверждалось, что во время учёбы в Москве он был завербован КГБ. Однако никаких доказательств этому нет. Да и вряд ли это было возможно. Санчеса знали как гедониста, короля вечеринок и постоянного нарушителя порядка. Сомнительно, что КГБ стал бы вербовать практически неуправляемого 20-летнего молодого человека, который к тому же совершенно никак не зарекомендовал себя.
Плохая компания
В Москве Санчесу не понравилось, и он воспринял отчисление скорее с радостью, чем негодованием. Скучная и размеренная жизнь по распорядку была не для него. Ему хотелось весёлых и опасных развлечений. Ещё в Москве он познакомился с одним из палестинцев, которые вербовали по всей Европе левую молодёжь. Этим человеком был Мохаммед Будиа, один из видных деятелей "Народного фронта освобождения Палестины", который отличался не исламистской, а леворадикальной платформой.
По его приглашению он прибыл в Иорданию, где были открыты нелегальные лагеря подготовки боевиков и террористов. Впрочем, настоящие лагеря были строго законспирированы. А Ильича привезли в специальный лагерь для европейских левых радикалов. Там им читали лекции, учили стрелять из пистолета, но в большей степени это было рекламными акциями для вовлечения в свои сети европейской молодёжи. Их знание языков и европейская внешность могли пригодиться.
Санчес достаточно быстро сообразил, что к чему, и покинул лагерь. Он ультимативно заявил кураторам, что приехал для настоящих дел, а не для подобной ерунды. В итоге венесуэльца отправили уже в настоящий лагерь, где проходили полноценную подготовку будущие боевики. В этот лагерь европейцев не пускали, только арабов. На Санчеса у них были серьёзные виды. У него было много денег, он знал несколько языков и обладал хорошими коммуникативными способностями. Санчеса можно было с большой пользой использовать в Европе. В этом же лагере он получил своё революционное прозвище - Карлос.
В 1971 году он возвращается в Европу и попеременно живёт то в Париже, то в Лондоне. Главной его обязанностью было создание списков потенциальных жертв террористов. Тех, кого можно взять в заложники или убить. Одновременно он завёл несколько любовниц в разных городах и даже странах. Позднее в их квартирах он хранил конфиденциальные документы, многочисленные фальшивые паспорта и оружие.
Первое дело
Вплоть до 1973 года Карлос не осуществлял никаких террористических акций. В то время он находился в подчинении у своего старого знакомого Будиа, который курировал деятельность НФОП в Европе. В отместку за кровавый террористический акт против израильских спортсменов-олимпийцев спецслужбы Израиля начали операцию по устранению лидеров террористов. Будиа был взорван в собственном автомобиле.
Только тогда Санчес наконец решился на первую акцию. Он решил застрелить президента компании Marks & Spenser - одного из крупнейших производителей одежды в Европе. Однако покушение ему не удалось. Карлос был ещё недостаточно опытен и после первого выстрела скрылся с места преступления. Его жертва выжила, получив ранение.
Через три недели Карлос бросил бомбу, спрятанную в коробке из-под обуви, в холл израильского банка "Апоалим" в Лондоне. Но и этот теракт обошёлся без жертв, здание получило лишь незначительные повреждения (выбиты стёкла и немного повреждён пол). Пострадала только секретарша у стойки.
Третий, и последний теракт без жертв, в котором он принял участие, - подрыв автомобилей у редакций нескольких французских изданий, "сочувствовавших Израилю". На этот раз было запланировано отсутствие жертв и взрывы специально были осуществлены в ночное время. Карлос также отправил в редакцию пострадавших газет письмо, в котором объяснял причины теракта, исполнителем которого была названа "группа коммандос имени Будиа".
Первая кровь
Вскоре новый шеф Карлоса Мухарбаль привлёк его к подготовке захвата французского посольства в Гааге. Для участия в теракте были также привлечены азиатские союзники палестинцев - леворадикальные террористы из "Японской красной армии". По плану японцы должны были ворваться в посольство и взять в заложники посла. Карлос должен был встретить их и участвовать в операции вместе с ними. Но японцы опоздали к назначенному времени, и Карлос, чтобы не привлекать к себе внимания, покинул место встречи. В итоге японцы действовали без него. Они захватили в заложники шофёра посла и ворвались в здание. Им удалось захватить посла Сенара, и в качестве требований они выдвинули освобождение одного из своих товарищей и самолёт.
Французы готовы были удовлетворить их требования. А Карлос начал паниковать. После возвращения в Париж ему стало казаться, что операция вот-вот провалится и японцы сдадутся или спецслужбы предпримут штурм, и решил действовать наобум. Он взял ручную гранату и отправился на прогулку по Парижу. Увидев большую толпу возле одного из киосков, он метнул в неё гранату и скрылся. Погибло два человека, более 30 серьёзно пострадали.
Впоследствии Карлос был абсолютно уверен, что именно этот теракт заставил французское правительство удовлетворить требования японских террористов. Но на самом деле это не так. Ни полиция, ни спецслужбы не связали взрыв гранаты с захватом посольства в Гааге. Но позднее именно этот теракт обеспечил Карлосу третий пожизненный срок.
Из гранатомёта по самолётам
Уже через несколько недель Карлос по приказу Мухарбаля планировал очередной теракт, невероятный по своей дерзости. Он решил проникнуть на взлётно-посадочную полосу парижского аэропорта Орли и сбить из гранатомёта приземляющийся авиалайнер.
Чтобы не вызвать подозрений, он устроился уборщиком в аэропорт. Он рассчитывал, что к операции можно будет приступить через несколько дней, но начавшаяся забастовка диспетчеров вынудила его заниматься этой неприятной ему работой значительно дольше.
В качестве цели был выбран самолёт израильской авиакомпании El Al, летевший из Нью-Йорка. 13 января 1975 года было назначено днём операции. Сообщником Карлоса выступал немецкий ультралевый радикал по фамилии Вайнрих. Они арендовали автомобиль, который припарковали между двумя терминалами аэропорта. Из этого места просматривалась ВПП, и оно было в зоне досягаемости РПГ, из которого должен был стрелять Вайнрих.
К счастью, немец оказался никудышным стрелком. Когда самолёт начал заходить на посадку, он демонстративно извлёк РПГ и начал прицеливаться в самом неподходящем для этого месте и сразу же был замечен охраной аэропорта. Поднялась паника, и ему пришлось стрелять в спешке. В итоге он промахнулся. Израильский самолёт вновь начал набирать высоту, и Вайнрих со второй попытки опять промахнулся. После этого оба террориста заскочили в автомобиль и уехали. Машину они бросили в нескольких километрах, а сами залегли на дно. Карлос также связался со СМИ и от имени всё той же "группы коммандос памяти Будиа" взял ответственность за теракт и пообещал вернуться и закончить начатое дело.
После теракта меры безопасности в аэропорту были усилены, а безопасности израильских самолётов уделялось особое внимание. Тем удивительнее, что спустя всего четыре дня Карлос выполнил обещание и вернулся. Теперь уже не с немцем, а с более подготовленными палестинцами.
Но и на этот раз всё пошло не так, как планировалось. Людей в аэропорту оказалось больше, чем обычно, и террористы не могли вынести РПГ из туалета, где он был спрятан, не привлекая к себе внимания. Когда в последний момент им это удалось сделать, они бегом помчались к ВПП с гранатомётом наперевес. Их сразу же заметила служба безопасности и открыла огонь. В спешке им вновь не удалось поразить самолёт и пришлось отступать. Они захватили 10 заложников и заперлись в туалете, требуя предоставить им самолёт. Карлос, воспользовавшись своей европейской внешностью, смог спокойно улизнуть.
Карлос превращается в Шакала
Но даже после этих громких терактов Ильич умудрился остаться вне поля зрения спецслужб и полиции. Его никто не разыскивал и даже не знал. Зато его шефа Мухарбаля вскоре задержала ливанская разведка, передав французам. Вскоре его отпустили и установили за ним наблюдение. Так спецслужбам впервые удалось увидеть Карлоса, с которым тот встретился. Однако они ничего о нём не знали.
Мухарбаля вновь задержали, и тот сообщил, что встречался с неким "связным Нуреддином", о котором он ничего не знает, но готов опознать его при встрече. Он также назвал возможные места пребывания этого человека. Так спецслужбы нагрянули к одной из любовниц Карлоса, который как раз устроил там вечеринку.
Когда туда прибыли агенты спецслужб, веселье было в самом разгаре. Заметив, что никаких арабов нет, они расслабились и даже позволили Карлосу угостить их спиртным. У правоохранителей была с собой фотография "Нуреддина", но снимок был неважного качества и опознать на нём Ильича было трудно. Перед уходом полицейские всё-таки решили вызвать сидевшего в машине под охраной Мухарбаля, чтобы на всякий случай провести опознание. Воспользовавшись этой паузой, Карлос отлучился в туалет, где достал пистолет и спрятал его в кармане.
Когда Мухарбаль поднялся в квартиру, агенты попросили его опознать Нуреддина. Тот сразу же поднял руку и указал на Карлоса. Дальше события развивались с молниеносной быстротой. Он выхватил пистолет и застрелил троих агентов (один из них выжил) и Мухарбаля прямо на глазах у подружки и её приятелей. После этого он выскочил в окно и убежал. Вскоре по фальшивому паспорту ему удалось уехать в Ливан.
Тем временем во Франции все стояли на ушах, всё же такие инциденты с сотрудниками спецслужб происходят не каждый день. Поскольку бывший шеф успел сообщить на допросах адреса нескольких подружек Карлоса, у них были проведены обыски. Практически у всех было найдено оружие, списки жертв, планы уже осуществлённых террористических операций и четыре паспорта с фотографией Карлоса. За одну ночь он превратился из никому не известного молодого человека в террориста № 1 во Франции.
Тогда же он и обрёл своё прозвище - Шакал. Один из журналистов обратил внимание на то, что при обыске у одной из подружек был найден триллер "День шакала". С лёгкой руки журналиста прозвище навеки прикрепилось к венесуэльцу. Хотя на самом деле эта книга принадлежала новому бойфренду подружки Карлоса. А сам венесуэлец всегда преклонялся перед Че Геварой, а не перед вымышленным персонажем книги.
Министры в плену у Шакала
Апогеем террористической деятельности Шакала стал захват штаб-квартиры ОПЕК в Вене в 1975 году. Теракт преследовал символические цели, планировалось только добиться того, чтобы СМИ опубликовали манифест НФОП, а также продемонстрировать свою удаль. Более серьёзных требований они не выдвигали. Впрочем, отдельные исследователи считают, что инициатором акции был ливийский лидер Каддафи.
Дело в том, что после очередной арабо-израильской войны страны ОПЕК объявили эмбарго на поставки нефти странам, поддерживающим Израиль, что привело к крупнейшему энергетическому кризису в современной истории и резкому скачку цен. Но вскоре эмбарго было отменено по инициативе Саудовской Аравии, и именно её министра террористы должны были убить в первую очередь, если их требования не будут выполнены.
21 декабря 1975 года они ворвались в штаб-квартиру ОПЕК. Командовал операцией Шакал, ему помогали немец Кляйн и немка Тидеманн-Крехер. В роли исполнителей было несколько палестинцев, чьи имена до сих пор не установлены.
При захвате здания Тидеманн застрелила полицейского, а Шакал лично убил ливанского сотрудника и одного из иракских охранников, оказавших сопротивление. Вскоре полиция попыталась штурмом взять здание, в перестрелке был серьёзно ранен Кляйн.
По воспоминаниям заложников, Карлос отличался непредсказуемым поведением. Он то задушевно беседовал со своими пленниками, то размахивал пистолетом и грозился всех перестрелять. Он уже не скрывал свою личность и даже хвастался. Это был миг его триумфа. Он оставлял автографы своим жертвам "на память", взахлёб рассказывал о своих террористических операциях и т.д. Чувствовалось, что он просто наслаждается вниманием к его персоне.
Террористы выдвинули требование: раненого Кляйна (до этого по их требованию он был отправлен в больницу) доставляют к самолёту, на нём те улетят вместе с заложниками, которых отпустят после благополучного приземления. Кроме того, по австрийскому радио каждые два часа должен был зачитываться на французском языке манифест палестинских террористов. Если его требования не будут выполнены, Шакал грозился начать убивать заложников.
Австрии международный скандал с мёртвыми иностранными министрами был совершенно ни к чему. Требования террористов сочли вполне приемлемыми для исполнения. На следующее утро Шакал отпустил часть заложников. С остальными он выехал в аэропорт. По дороге он вновь наслаждался всеобщим вниманием, махая рукой журналистам и демонстративно похлопывая по плечу своих заложников.
Самолёт приземлился в Алжире, где Карлос отпустил ещё часть заложников. Вскоре террористы вылетели в Ливию, но там передумали их принимать, и они вернулись в Алжир. Шакалу было приказано убить саудовского и иранского министров, но он передумал это делать. Вместо этого он потребовал за них выкуп и политическое убежище в Алжире. Террористы получили, по различным оценкам, от 20 до 50 млн долларов за освобождение последних заложников.
Свободное плавание
Теперь Карлос Шакал превратился в террориста № 1 не только во Франции, но и во всём мире. Всего за один год он поучаствовал в стольких дерзких терактах, что им заинтересовались спецслужбы почти всех стран мира, включая ЦРУ.
Журналисты всех европейских стран охотились на людей, знавших Шакала в прошлом, намереваясь взять у них интервью. Всех интересовала правда о нём. Рассказы знакомых Карлоса резко контрастировали с образом сурового революционера-аскета, который непроизвольно мог сформироваться у неосведомлённых людей. По рассказам приятелей выходило, что Шакал не мрачный и полный самоотречения аскет, а гедонист и эпикуреец. Он любит развлечения и девушек, любит хорошую жизнь и тратит много денег. Как настоящий метросексуал, он очень тщательно следит за собой, одевается исключительно в дорогие костюмы, обильно пользуется одеколоном и ужасно стесняется своей упитанности, из-за чего даже купается, не снимая футболки.
Вскоре в Йемене состоялось совещание руководителей НФОП, на котором Шакал был изгнан из её рядов. Её лидер Хаддад негодовал из-за того, что Шакал не выполнил приказ и не убил двух министров. Заказчики были недовольны. Хаддад говорил, что ему не нужны самовлюблённые террористы, которые больше заняты самолюбованием, чем делом. Трудно сказать, из-за чего между ними действительно произошёл разлад. Шакал утверждал, что он ушёл сам. Хаддад - что изгнал Шакала за неуправляемость. Но возможны и другие варианты. Например, они не поделили полученные деньги. Или Шакал, которого теперь знал каждый полицейский в мире, был уже бесполезен для тайной террористической деятельности.
Скитания
Захват штаба ОПЕК сделал Шакала мировой звездой. Теперь каждое резонансное преступление в Европе приписывалось ему. Газеты пестрели заголовками: Шакал убил полицейского во Франции, ограбил банк в Бельгии, совершил налёт на тюрьму и т.д. Сам Ильич с большим интересом следил за упоминаниями своего имени в прессе и читал все статьи.
Однако у этой славы была и обратная сторона. Теперь все знали, как он выглядит, а пластическую операцию он наотрез отказывался сделать. За ним охотились спецслужбы нескольких стран мира, Саудовская Аравия пообещала миллион долларов за его голову. Его могли арестовать в любой стране, где он оказывался, и попытаться выдать, чтобы выторговать политические преференции. Так едва не случилось в Югославии, где его вскоре арестовали. Однако позднее Тито распорядился освободить его и выслать из страны, вероятно, не сторговавшись о политической цене за его выдачу.
Первое время Шакал скитался между Ливией, Южным Йеменом, Сирией и Ираком. Порвав с палестинцами, он создал свою частную террористическую корпорацию, которая предлагала свои услуги различным диктаторам стран Третьего мира.
Получив дипломатический паспорт одного из арабских государств, Шакал посещал социалистические страны Восточной Европы. У него были свои небольшие мини-базы в Венгрии, ГДР и Румынии. Спецслужбы этих стран знали о его пребывании на их территории и вели за ним тщательное наблюдение.
Хотя популярный миф холодной войны гласит, что Шакал работал на КГБ или, в крайнем случае, на Штази, это не так. Спецслужбы не сотрудничали с ним и не привлекали для выполнения заданий. Во-первых, у них самих было в избытке квалифицированных исполнителей. Во-вторых, Шакал был слишком непредсказуем и неуправляем, в Штази его называли "человек-бомба". Он кутил в шикарных ресторанах, шумно веселился в окружении полуголых девушек, был недисциплинирован - всё это явно не способствовало тому, чтобы иметь с ним прочные отношения. Тем более что деятельность спецслужб, наоборот, направлена на то, чтобы не привлекать к себе внимания. Многолетний шеф внешней разведки ГДР Маркус Вольф, хорошо знавший Андропова, писал в мемуарах: "Он был последним человеком, с кем мог бы связаться КГБ".
Каждый его шаг тщательно отслеживался, однако его не арестовывали, поскольку он считался хотя и специфическим, но "борцом с империализмом". Тем не менее неуживчивость Шакала приводила к тому, что поле его деятельности постоянно сужалось. Он поссорился с иракскими спецслужбами, затем его фактически насильно выдворили венгерские спецслужбы.
В начале 80-х французская полиция случайно задержала одного из сообщников Карлоса и возлюбленную террориста Магдалену Копп. Французы даже не знали о связи Копп с Шакалом, но Карлос выдал сам себя, прислав французам ультиматум с требованием отпустить его подругу. В течение следующих нескольких дней произошёл взрыв во Французском культурном центре в Бейруте и подрыв поезда Париж - Тулуза. Погибло пять человек, десятки получили ранения. Затем последовал взрыв у французского посольства в Вене. Шакал взял ответственность на себя.
Однако повлиять на французское правосудие ему не удалось. Копп получила четыре года тюрьмы. После того как Шакал вновь напомнил о себе, он стал нежелательным гостем и в некоторых странах, где прежде закрывали на него глаза.
Ряд неудачных заказных покушений, которые провалили люди Шакала, привёл к тому, что его отношения с Ливией также охладились. К середине 80-х свои двери для него закрыли ГДР и Румыния. Попытка перебраться в Чехословакию также закончилась изгнанием. Шакалу пришлось осесть в Сирии.
Однако и там вскоре подул ветер перемен. На волне бархатных революций в Европе Сирия также стала менять свою довольно жёсткую линию в отношениях с западными странами. Одним из первых сигналов о готовности к сближению стала высылка Шакала и его людей в Йемен. Там его встретили с почестями и через 24 часа выслали обратно, сославшись на то, что он им совсем не нужен.
Шакал приехал в Иорданию, но и её скоро пришлось покинуть. Единственным государством, согласившимся его принять, оказался Судан. Для гедониста Ильича, который обожал выпивку и женщин, худшего наказания и придумать было нельзя. Нищая страна с ужасным климатом и крайне суровыми исламистскими нравами.
Времена стремительно менялись. На смену левому террору пришёл религиозный. Шакал пытался соответствовать веяниям времени, принял ислам и предпринимал попытки скрестить левый и исламский радикализм, но безуспешно. Его эпоха закончилась.
Выдача
Местонахождение Шакала скоро перестало быть секретом для ЦРУ, которое поделилось информацией с французскими коллегами. Судан в те годы имел репутацию государства, покровительствовавшего терроризму. Французы для большего давления на Судан решили отдать Ирану двух его граждан, обвинявшихся в покушении на иранского диссидента в Европе. Иран обладал значительным влиянием на Судан и мог поспособствовать успеху переговоров.
Поначалу суданские ответственные лица не желали и слышать о выдаче террориста. Они ссылались на то, что он мусульманин, получивший у них убежище, и его выдача - грех и попрание священных законов гостеприимства. Однако когда французская сторона намекнула, что поможет с получением кредитов по линии МВФ и, может быть, даже подумает о списании внешнего долга страны, суданцы вспомнили, что Шакал очень плохой мусульманин. Он давно уже не борется за "палестинское дело", а погряз в праздности и пороке. Он ведёт себя не как правоверный, а только постоянно нарушает предписания шариата, поэтому в его выдаче нет никаких нарушений канонов. Правда, официально оформлять это они отказались, поэтому вместо экстрадиции пошли на хитрость.
Суданские спецслужбы под предлогом готовящегося покушения вывезли Шакала из его дома на одну из вилл на окраине города. Ночью его скрутили и вкололи ему транквилизатор.15 августа 1994 года суданцы передали связанного Ильича французским спецагентам на аэродроме в Хартуме.
В 1997 году Карлос Шакал получил свой первый пожизненный срок за убийство агентов французских спецслужб. Второй пожизненный срок он получил в 2011 году за организацию серии взрывов с целью освобождения Магдалены Копп. В 2017 году он был приговорён к третьему пожизненному заключению за бросок гранаты в толпу. Кроме того, суд постановил, что по каждому из пожизненных сроков он не будет иметь права на досрочное освобождение.
В результате деятельности Ильича Рамиреса Санчеса погибло 16 человек. Это только доказанные судом жертвы. Точное число его жертв трудно установить.
Начав с громких политических и революционных заявлений, Карлос перешёл к банальному криминалу, создав частную террористическую корпорацию, выполнявшую заказы одиозных диктаторов из стран Третьего мира. Два десятилетия ему удавалось уходить от преследования, играя на противоречиях между политическими и экономическими лагерями. Но со сменой эпохи его время кончилось и он стал не нужен даже бывшим покровителям.
14.03.2017
Карлос Шакал
Рамирес Санчес Ильич
Международный Террорист
Рамирес Санчес родился 12 октября 1949 года в городе Каракас, Венесуэла. Его отец, будучи фанатичным коммунистом, назвал его в честь Владимира Ильича Ленина. Двух других сыновей зовут Владимир и Ленин. Рос мальчик в атмосфере веры в мировую революцию. Уже к подростковому возрасту он разделил политические взгляды своего отца и начал страстно ненавидеть "мировой империализм". Мальчик мечтал стать, как и его отец, адвокатом, а также профессиональным революционером.
В середине 1960-х он вступил в молодежную коммунистическую организацию, а позднее его родители развелись, и матушка увезла детей в Лондон. Рамирес учился в колледже Stafford House College в Кенсингтоне, а после окончания поступил учиться в Лондонскую Школу экономики. В 1968-м Ильич вместе с братом по имени Ленин, учились в Университет е имени Патриса Лумумбы в Москве. В 1970 году был отчислен из университета за разгульную жизнь и создание обьединений среди студентов. Покинув Москву в 1970-м молодой человек отправился в столицу Ливана - Бейрут.
Именно в Ливане в 1970-м он присоединился к Народному фронту освобождения Палестины. Кстати, в лагерях для подготовки молодых террористов он бывал и в детстве - отец не раз отправлял его на лето в подобные организации. Именно в Ливане Ильич Рамирес получил и свое прозвище - Карлос, дал ему это имя Бассам абу Шариф за его латиноамериканское происхождение. А вот прозвище Шакал террористу дали позднее журналисты - при обыске в номере его отеля была найдена книга "День шакала" Фредерика Форсайта.
Начал свою активную террористическую деятельность Карлос Шакал в начале 1970-х, но с самого начала он не преуспел - попытка ликвидации еврейского бизнесмена и сиониста Эдварда Шифа провалилась.
После этого совершил несколько терактов, - нападения на Банк Апоалим, три французских газеты при помощи машин со взрывчаткой, две неудачных гранатометных атаки на самолеты авиакомпании «Эль-Аль» в аэропорту Париж-Орли, а также парижский ресторан, где погибли 2 человека.
Самым известным терактом с участием Карлоса Шакала является нападение на штаб-квартиру ОПЕК в Вене в декабре 1975 года. Были захвачены 42 человека в заложники включая нескольких министров европейских государств. Карлосу и его группе, состоящей из шести человек, удалось впоследствии получить заправленный топливом самолет, на котором террористы вместе с заложниками и улетели. Позднее заложники были отпущены за деньги, а террористы скрылись на Ближнем Востоке.
Ислам Карлос Шакал принял в том же 1975 году, накануне своего 26 дня рождения. Произошло это в тренировочном лагере Народного фронта освобождения Палестины. Он скрывался в странах Ближнего Востока долгие годы, и особенно громких дел с его участием выявлено не было.
Приписывалось Шакалу и участие в других террористических актах, однако точных доказательств этому нет. Известно точно что он принимал активное участие в боевых действиях против иорданских вооруженных сил, заслужив хорошую репутацию.
В 1994 году Судан выдал Карлоса французским властям, которые добивались его экстрадиции за совершённые в начале 1970-х убийства.
В декабре 1997 года Карлос был приговорён к пожизненному заключению с содержанием в парижской тюрьме La Santé Prison. Позднее его перевели в тюрьму Clairvaux Prison.
В 2003-м вышла автобиографическая книга Карлоса - "Революционный ислам", в которой он рассуждает о религии вообще и о принятом им исламе в частности.
В декабре 2011 года суд во Франции вынес Карлосу второй пожизненный приговор за организацию четырех взрывов на территории Франции, в результате которых 11 человек погибли, более 100 были ранены.
Образ Карлоса Шакала есть в трилогии Роберта Ладлэма «Идентификация Борна», «Превосходство Борна», «Ультиматум Борна». Также фигурирует в книге «Марафон в испанском Гарлеме» Жерара де Вилье. Несколько раз образ Карла Шакала появлялся и в кинематографе: «Правдивая ложь», «Двойник», Фредерик Форсайт, «День Шакала».
... читать ещё >
Загрузка...