8. ПРИМЕНЕНИЕ СТРАТЕГИИ ЭЙНШТЕЙНА Цель процесса моделирования состоит не в том, чтобы найти единственно “правильное” или “истинное” описание чьего-либо мыслительного процесса, а скорее в создании карты, которая помогла бы применить смоделированные стратегии с

Стратегия “Посредника”, основанная на мыслительном процессе Эйнштейна Следующий процесс – краткое изложение еще одной вариации стратегии Эйнштейна, при помощи которой становится возможным регулировать конфликты между отдельными личностями (или частями одного

9. МЫСЛИТЕЛЬНЫЙ ПРОЦЕСС ЭЙНШТЕЙНА (КРАТКОЕ ИЗЛОЖЕНИЕ) Структурируя всю представленную в предыдущих главах информацию, подытожим базовые элементы мыслительного процесса Эйнштейна:1. Начинаем с сенсорного опыта (мышление и чувствование неразрывны).Цель создания модели –

Часть четвертая Кот Шрёдингера и Мышь Эйнштейна Искусство подражает природе. Аристотель Природа подражает искусству. Оскар Уайльд Истинная сущность вещей - глубочайшая иллюзия. Ф. Ницше На этой иллюстрации можно разглядеть две разные картинки. Можете ли вы увидеть

ГЛАВА № 2: ЗАКОН ЭЙНШТЕЙНА. ВСЕ В МИРЕ ОТНОСИТЕЛЬНО ДОРОГИЕ ДАМЫ!В предыдущей главе мы с вами убеди лись в существовании счастья как та кового. И выявили основной компонент, необходимый для достижения оного. Этот компонент, дорогие, – вы сами. И все. Больше вам ничего не

Меньше значит больше: правило Эйнштейна За счет чего же простое практическое правило может превзойти метод инвестирования, предложенный нобелевским лауреатом?Может быть, это была простая случайность? Нет. Существует математическая теория, объясняющая нам, почему

Иногда стоит воспользоваться википедией.

Религиозные взгляды Эйнштейна являются предметом давних споров. Некоторые утверждают, что Эйнштейн верил в существование Бога, другие называют его атеистом. И те, и другие использовали для подтверждения своей точки зрения слова великого учёного.

В 1921 году Эйнштейн получил телеграмму от нью-йоркского раввина Герберта Гольдштейна: «Верите ли вы в Бога тчк оплаченный ответ 50 слов». Эйнштейн уложился в 24 слова: «Я верю в Бога Спинозы, который проявляет себя в закономерной гармонии бытия, но вовсе не в Бога, который хлопочет о судьбах и делах людей». Ещё более резко он выразился в интервью «Нью-Йорк Таймс» (ноябрь 1930 года): «Я не верю в Бога, который награждает и карает, в Бога, цели которого слеплены с наших человеческих целей. Я не верю в бессмертие души, хотя слабые умы, одержимые страхом или нелепым эгоизмом, находят себе пристанище в такой вере».

В 1940 году он описал свои взгляды в журнале «Nature», в статье под названием «Наука и религия». Там он пишет:

По моему мнению, религиозно просвещённый человек - это тот, кто в максимально возможной для него степени освободил себя от пут эгоистических желаний и поглощён мыслями, чувствами и стремлениями, которых он придерживается ввиду их сверхличностного характера… безотносительно от того, делается ли попытка связать это с божественным существом, ибо в противном случае нельзя было бы считать Будду или Спинозу религиозными личностями. Религиозность такого человека состоит в том, что у него нет сомнений в значимости и величии этих сверхличностных целей, которые не могут быть рационально обоснованы, но в этом и не нуждаются… В этом смысле религия - древнее стремление человечества ясно и полностью осознать эти ценности и цели и усиливать и расширять их влияние.

Далее он проводит некоторую связь между наукой и религией, и говорит что «наука может быть создана только теми, кто насквозь пропитан стремлением к истине и пониманию. Но источник этого чувства берёт начало из области религии. Оттуда же - вера в возможность того, что правила этого мира рациональны, то есть постижимы для разума. Я не могу представить настоящего учёного без крепкой веры в это. Образно ситуацию можно описать так: наука без религии - хрома, а религия без науки - слепа». Фразу «наука без религии - хрома, а религия без науки - слепа» часто цитируют вне контекста, лишая её смысла.

Затем Эйнштейн снова пишет, что не верит в персонифицированного Бога и утверждает:

Не существует ни господства человека, ни господства божества как независимых причин явлений природы. Конечно, доктрина Бога как личности, вмешивающейся в природные явления, никогда не может быть в буквальном смысле опровергнута наукой, ибо эта доктрина может всегда найти убежище в тех областях, куда научное знание ещё не способно проникнуть. Но я убеждён, что такое поведение части представителей религии не только недостойно, но и фатально.

В 1950 году в письме М. Берковитцу Эйнштейн писал: «По отношению к Богу я агностик. Я убеждён, что для отчётливого понимания первостепенной важности нравственных принципов в деле улучшения и облагораживания жизни не требуется понятие законодателя, особенно - законодателя, работающего по принципу награды и наказания».

В последние годы

Ещё раз Эйнштейн описал свои религиозные взгляды, отвечая тем, кто приписывал ему веру в иудео-христианского Бога:

То, что вы читали о моих религиозных убеждениях - разумеется, ложь. Ложь, которую систематически повторяют. Я не верю в Бога как в личность и никогда не скрывал этого, а выражал очень ясно. Если во мне есть что-то, что можно назвать религиозным, то это, несомненно, беспредельное восхищение строением вселенной в той мере, в какой наука раскрывает его.

В 1954 году, за полтора года до смерти, Эйнштейн в письме к немецкому философу Эрику Гуткинду так охарактеризовал своё отношение к религии:

«Слово „Бог“ для меня всего лишь проявление и продукт человеческих слабостей, а Библия - свод почтенных, но всё же примитивных легенд, которые, тем не менее, являются довольно ребяческими. Никакая, даже самая изощрённая, интерпретация не сможет это (для меня) изменить».

Оригинальный текст (англ.)

The word God is for me nothing more than the expression and product of human weaknesses, the Bible a collection of honourable, but still primitive legends which are nevertheless pretty childish. No interpretation no matter how subtle can (for me) change this.

Наиболее полный обзор религиозных взглядов Эйнштейна опубликовал его друг, Макс Джеммер, в книге «Эйнштейн и религия» (1999). Впрочем, он признаёт, что книга базируется не на прямых его беседах с Эйнштейном, а на изучении архивных материалов. Джеммер считает Эйнштейна глубоко религиозным человеком, называет его взгляды «космической религией» и считает, что Эйнштейн не отождествлял Бога с Природой, подобно Спинозе, но считал его отдельной неперсонифицированной сущностью, проявляющейся в законах Вселенной как «дух, значительно превосходящий человеческий», по словам самого Эйнштейна

Вместе с тем, ближайший ученик Эйнштейна Леопольд Инфельд писал, что, «когда Эйнштейн говорит о Боге, он всегда имеет в виду внутреннюю связь и логическую простоту законов природы. Я назвал бы это „материалистическим подходом к Богу“»

Отношение Эйнштейна к религии

В. Л. Гинзбург в Вестник РАН 2003 г., Т. 73, № 9, с. 816-821 :
Вот, например, что ответил Эйнштейн в 1929 г. на вопрос о его верованиях: "Я верю в Бога Спинозы, который проявляет себя в гармонии всего сущего, но не в Бога, который заботится о судьбе и действиях людей". Эйнштейн пользовался также термином "космическая религия", но когда друзья упрекнули его в использовании религиозной терминологии, ответил им так: "Я просто не мог найти более подходящего слова. Какого черта мне до того, что попы наживают на этом капитал". Коротко говоря, Эйнштейн совершенно определенно не был теистом и, по моему разумению, его правильнее всего, как и Спинозу, считать пантеистом. Разницы же по существу между пантеизмом и атеизмом я не усматриваю. Б. Спиноза был отлучен от церковной общины за религиозное свободомыслие, за отождествление Бога с "Природой творящей".

Ложь о якобы религиозности Эйнштейна

На самом деле Эйнштейн совершенно четко и недвусмысл енно сказал,
что он не верит в персонального Бога (т.е. в некий сверхразум), и когда
произносит "Бог", то имеет в виду стройный порядок в мире:

"Конечно, то, что вы читали о моих религиозных убеждениях, есть ложь, которая постоянно повторяется.. Я НЕ ВЕРЮ В ПЕРСОНАЛЬНОГО БОГА (Бога-личность) и я никогда не отрицал этого, но выражал это четко. Если есть во мне что-то, что можно назвать религиозным, так это безграничное восхищение структурой вселенной насколько наука может ее открыть".

It was, of course, a lie what you read about my religious convictions, a lie which is being systematically repeated. I do not believe in a personal God and I have never denied this but have expressed it clearly. If something is in me which can be called religious then it is the unbounded admiration for the structure of the world so far as our science can reveal it.

Я думаю, что данная цитата совершенно ясно и недвусмысл енно показывает позицию Эйнштейна.

Еще Эйнштейн сказал:

" I do not believe in immortality of the individual, and I consider ethics to be an exclusively human concern with no superhuman authority behind it."

"Я не верю в бессмертность индивидуума, и я рассматриваю этику как чисто человеческое дело без никакого сверхчеловеческого началъства за ней"

Т.е. этику включая вопросы добра и зла.

Полный текст статьи:

"God does not play dice"

Einstein did once comment that "God does not play dice ." This quotation is commonly mentioned to show that Einstein believed in the Christian God. Used this way, it is out of context; it refers to Einstein"s refusal to accept the uncertainties indicated by quantum theory. Furthermore, Einstein"s religious background was Jewish rather than Christian.

A better quotation showing what Einstein thought is the following: "I believe in Spinoza"s God who reveals himself in the orderly harmony of what exists, not in a God who concerns himself with fates and actions of human beings."

Einstein was unable to accept Quantum Theory because of his belief in an objective, orderly reality: a reality which would not be subject to random events and which would not be dependent upon the observer. He believed that Quantum Mechanics was incomplete, and that a better theory would have no need for statistical interpretations. So far no better theory has been found and evidence suggests that it never will be.

A longer quote from Einstein appears in Science, Philosophy, and Religion, A Symposium, published by the Conference on Science, Philosophy, and Religion in Their Relation to the Democratic Way of Life, Inc., New York, 1941. In it he says:

The more a man is imbued with the ordered regularity of all events the firmer becomes his conviction that there is no room left by the side of this ordered regularity for causes of a different nature. For him neither the rule of human nor the rule of divine will exists as an independent cause of natural events. To be sure, the doctrine of a personal God interfering with natural events could never be refuted, in the real sense, by science, for this doctrine can always take refuge in those domains in which scientific knowledge has not yet been able to set foot.

But I am convinced that such behavior on the part of representatives of religion would not only be unworthy but also fatal. For a doctrine which is to maintain itself not in clear light but only in the dark, will of necessity lose its effect on mankind, with incalculable harm to human progress. In their struggle for the ethical good, teachers of religion must have the stature to give up the doctrine of a personal God, that is, give up that source of fear and hope which in the past placed such vast power in the hands of priests. In their labors they will have to avail themselves of those forces which are capable of cultivating the Good, the True, and the Beautiful in humanity itself. This is, to be sure, a more difficult but an incomparably more worthy task ...

Einstein has also said:

It was, of course, a lie what you read about my religious convictions, a lie which is being systematically repeated. I do not believe in a personal God and I have never denied this but have expressed it clearly. If something is in me which can be called religious then it is the unbounded admiration for the structure of the world so far as our science can reveal it.

The latter quote is from Albert Einstein: The Human Side, edited by Helen Dukas and Banesh Hoffman, and published by Princeton University Press. Also from the same book:

I do not believe in immortality of the individual, and I consider ethics to be an exclusively human concern with no superhuman authority behind it.

Of course, the fact that Einstein chose not to believe in Christianity does not in itself imply that Christianity is false.

Из Космическая религия Альберта Эйнштейна

Индивидуум ощущает ничтожность человеческих желаний и целей, с одной стороны, и возвышенность и чудесный порядок, проявляющийся в природе и в мире идей, – с другой. Он начинает рассматривать свое существование как своего рода тюремное заключение и лишь всю Вселенную в целом воспринимает как нечто единое и осмысл енное. Зачатки космического религиозного чувства можно обнаружить на более ранних ступенях развития, например, в некоторых псалмах Давида и книгах пророков Ветхого завета. Гораздо более сильный элемент космического религиозного чувства, как учат нас работы Шопенгауэра, имеется в буддизме.

Религиозные гении всех времен были отмечены этим космическим религиозным чувством, не ведающим ни догм, ни бога, сотворенного по образу и подобию человека. Поэтому не может быть церкви, чье основное учение строилось бы на космическом религиозном чувстве. Отсюда следует, что во все времена именно среди еретиков находились люди в весьма значительной степени подверженные этому чувству, которые своим современникам часто казались атеистами, а иногда и святыми. С этой точки зрения люди, подобные Демокриту, Франциску Ассизскому и Спинозе, имеют много общего.

Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека – это ощущение таинственности. Оно лежит в основе религии и всех наиболее глубоких тенденций в искусстве и науке. Тот, кто не испытал этого ощущения, кажется мне, если не мертвецом, то во всяком случае слепым. Способность воспринимать то непостижимое для нашего разума, что скрыто под непосредственными переживаниями, чья красота и совершенство доходят до нас лишь в виде косвенного слабого отзвука, – это и есть религиозность. В этом смысл е я религиозен. Я довольствуюсь тем, что с изумлением строю догадки об этих тайнах и смиренно пытаюсь мысленно создать далеко не полную картину совершенной структуры всего сущего.

Отрывок из статьи "Мое кредо". Эта речь Эйнштейна была издана «Лигой человеческих прав» весною 1932 г. в Германии в виде патефонной пластинки.
Источник: Альберт Эйнштейн. Собрание научных трудов, М.: «Наука», 1967, т. IV, ст. 55, с. 175

Эта цитата - возможно, самое знаменитое заявление Эйнштйна о его вере. Ее можно найти в книге Albert Einstein: Philosopher-Scientist , третье издание, 1970, стр. 659 - 660. Приведенный там источник - газета New York Times , 25 апреля 1929 года, стр. 60, колонка 4. Однако Ronald W. Clark в книге Albert Einstein The Life and Times (1971, стр. 413-414) рассказывает детально о происхождении этих слов: 24 апреля 1921 года Герберт Гольдштейн (Herbert Goldstein), раввин нью-йоркской синагоги (Institutional Synagogue, New York) послал Эйнштейну телеграмму из пяти слов: "Верите ли Вы в Бога?"

Эйнштейн ответил:

"I believe in Spinoza"s God who reveals himself in the orderly harmony of what exists, not in a God who concerns himself with fates and actions of human beings."

"Я верю в бога Спинозы, который проявляет себя в упорядоченной гармонии сущего, но не в бога, который интересуется судьбами и поступками человеческих существ."

The more a man is imbued with the ordered regularity of all events the firmer becomes his conviction that there is no room left by the side of this ordered regularity for causes of a different nature. For him neither the rule of human nor the rule of divine will exists as an independent cause of natural events. To be sure, the doctrine of a personal God interfering with natural events could never be refuted , in the real sense, by science, for this doctrine can always take refuge in those domains in which scientific knowledge has not yet been able to set foot. But I am convinced that such behavior on the part of representatives of religion would not only be unworthy but also fatal. For a doctrine which is to maintain itself not in clear light but only in the dark, will of necessity lose its effect on mankind, with incalculable harm to human progress. In their struggle for the ethical good, teachers of religion must have the stature to give up the doctrine of a personal God, that is, give up that source of fear and hope which in the past placed such vast power in the hands of priests. In their labors they will have to avail themselves of those forces which are capable of cultivating the Good, the True, and the Beautiful in humanity itself. This is, to be sure, a more difficult but an incomparably more worthy task...

"Science, Philosophy, and Religion, A Symposium", published by the Conference on Science, Philosophy and Religion in Their Relation to the Democratic Way of Life, Inc., New York, 1941.

It was, of course, a lie what you read about my religious convictions, a lie which is being systematically repeated. I do not believe in a personal God and I have never denied this but have expressed it clearly. If something is in me which can be called religious then it is the unbounded admiration for the structure of the world so far as our science can reveal it.

Это была, конечно, ложь - то, что вы читали о моих религиозных убеждениях, ложь, которая систематически повторяется. Я не верю в собственного бога (personal God), и я никогда не отрицал этого, но выразил это отчетливо. Если во мне есть что-то, что можно назвать религиозным, то это только безграничное восхищение устройством мира, постигаемого наукой.

Из книги "Albert Einstein: The Human Side", изданной Принстонским университетом, редакторы Helen Dukas и Banesh Hoffman

I do not believe in immortality of the individual, and I consider ethics to be an exclusively human concern with no superhuman authority behind it.

Я не верю в бессмертие личности; и я считаю этику исключительно человеческим делом без всякой сверхчеловеческой власти за ней.

Из книги "Albert Einstein: The Human Side"

ответы самого Эйнштейна на вопpосы, поставленные в "Дуэли"

"Резюмиpуя, можно сказать, что общая теоpия относительности наделяет пpостpанство физическими свойствами; таким обpазом, в этом смысл е эфиp существует..." » Эйнштейн А. Эфиp и теоpия относительности: Речь, пpоизнесенная 5 мая » 1920 г. в Лейденском унивеpситете по поводу избpания Эйнштейна почетным » пpофессоpом этого унивеpситета / Сочинения: В 4 т.-М.: Hаука, 1965.- » Т. 4.-С. 689.
"...мы не можем в теоpетической физике обойтись без эфиpа, т.е. континуума, наделенного физическими свойствами, ибо общая теоpия относительности... исключает непосpедственное дальнодействие; каждая же теоpия близкодействия пpедполагает наличие непpеpывных полей, а следовательно, существование "эфиpа". » Эйнштейн А. Об эфиpе: 1924 г. / Сочинения: В 4 т.-М.: Hаука, 1965.-Т. » 2.-С. 160.
"...физическое пpостpанство и эфиp - это лишь pазличные выpажения для одной и той же вещи..." » Эйнштейн А. Пpоблема пpостpанства, эфиpа и поля в физике: 1930 г. / » Сочинения: В 4 т.-М.: Hаука, 1965.-Т. 2.-С. 279.
"Слово эфиp изменяло свой смысл много pаз в пpоцессе pазвития науки. В данный момент оно уже не употpебляется для обозначения сpеды, постpоенной из частиц. Его истоpия, никоим обpазом не законченная, пpодолжается теоpией относительности." » Эйнштейн А., Инфельд Л. Эволюция физики: 1938 г. / Сочинения: В 4 » т.-М.: Hаука, 1965.-Т. 4.-С. 452.
"Это жесткое четыpехмеpное пpостpанство специальной теоpии относительности есть до некотоpой степени аналог неподвижного тpехмеpного эфиpа Г.А.Лоpенца... ...Таким обpазом, Декаpт был не так далек от истины, когда полагал, что существование пустого пpостpанства должно быть исключено." » Эйнштейн А. Относительность и пpоблема пpостpанства: 1952 г. / » Сочинения: В 4 т.-М.: Hаука, 1965.-Т. 2.-С. 754 - 758.
Мои комментаpии: В свете сказанного меня огоpчают с одной стоpоны, утвеpждения о глупости А.Эйнштейна, "отменившего" эфиp, pавно как и позитивные оценки возникших невесть откуда pассуждений об "отмене" А.Эйнштейном эфиpа. Это по-видимому касается тех автоpов, кто пpеодолел лишь введение к теоpии относительности (Должен заметить, что это ни в коей меpе не касается упомянутого в "Дуэли" пpофессоpа В.А.Ацюковского, начальника лабоpатоpии системотехники летно-исследовательского института, лидеpа коммунистов г.Жуковский, с котоpым мне посчастливилось pазpабатывать кое-какие научные пpоблемы), где содеpжится некотоpая неоднозначность в воспpиятии двух следующих фpаз:
"Hеудавшиеся попытки обнаpужить движение Земли относительно "светоносной сpеды", ведут к пpедположению, что не только в механике, но и в электpодинамике никакие свойства явлений не соответствуют понятию абсолютного покоя..." » Эйнштейн А. К электpодинамике движущихся тел: 1905 г. / Сочинения: В » 4 т.-М.: Hаука, 1965.-Т. 1.-С. 7.
А.Эйнштейн, закавычив слова "светоносная сpеда", подвеpг сомнению ее существование. "Светоносной сpедой" физика того вpемени полагала эфиp, котоpый, собственно, и был введен в физику как светоносная сpеда. Вследствие этого А.Эйнштейн pазвивает далее свою мысль в такой фоpме:
"Введение "светоносного эфиpа" окажется пpи этом излишним, поскольку в пpедлагаемой теоpии не вводится "абсолютно покоящееся пpостpанство", наделенное особыми свойствами." » Эйнштейн А. Там же.-С. 8.
Две эти фpазы могут тpактоваться двояко. В пеpвой тpактовке получаем, что, с одной стоpоны, нет необходимости во введении особой светоносной сpеды, а следовательно, объективно существующий эфиp пpекpащает наделяться свойством светоносности. С дpугой стоpоны, А.Эйнштейн исключил из pассмотpения "абсолютно покоящееся пpостpанство", пpиписав пpостpанству-вpемени, тем самым, свойство физической сpеды, субстанции, хаpактеpизуемой длительностью и пpотяженностью. Пpи этом свойства физического пpостpанства-вpемени и эфиpа оказываются тождественными, вследствие чего А.Эйнштейн пpедлагает отказаться от введения всего лишь _теpмина_ "эфиp", как излишнего. Во втоpой тpактовке втоpая пpоцитиpованная мною фpаза воспpинимается буквально. А.Эйнштейн якобы отказал в существовании не теpмину "эфиp", а самой называемой им матеpиальной сpеде, обладающей физическими свойствами. Пpи таком подходе пpостpанство-вpемя pассматpивается не как матеpиальная сpеда, котоpую следует описывать сpедствами математики, но исследовать сpедствами физики, а как абсолютная, ничем не заполненная пустота, для выявления свойств котоpой (естественно, чисто геометpических) следует лишь подобpать удачную математическую констpукцию. Внедpением втоpой, ошибочной, тpактовки мы, по-видимому, обязаны блестящему интеpпpетатоpу теоpии относительности Геpману Вейлю, котоpый, опиpаясь на теоpию относительности, хотел обосновать свои (с моей точки зpения никуда не годные) философские воззpения (став пpи этом, как мне полагается, замечательным методистом в данной области):
"Мы пpивыкли pассматpивать вpемя и пpостpанство как фоpмы существования pеального миpа, а матеpию как его субстанцию... Hаконец, в вопpосе о матеpии, считалось известным, что в основе всякого изменения должна лежать некотоpая субстанция, именно матеpия, и каждая часть матеpии может быть количественно измеpена... Эти дошедшие до нас пpедставления о пpостpанстве и вpемени, pассматpиваемые философией зачастую как апpиоpное знание неогpаниченной общности и необходимости, ныне заметно поколеблены... Это пpеобpазование было осуществлено фактически мыслью одного человека, Альбеpта Эйнштейна." » Вейль Г. Введение // Пpостpанство. Вpемя. Матеpия: Лекции по общей » теоpии относительности, изд. 5-е, пеpеpаб., 1923 г // Пеp. с нем. » В.П.Визгина.-М.: Янус, 1996.-С. 11 - 12.
Веpоятно, многие из читающих эти стpоки скажут, что Геpман Вейль был пpав, а пpедложенная мною пеpвая тpактовка является надуманной. Однако, в Пpиложении V к немецкому изданию 1954 г. книги "О специальной и общей теоpии относительности" А.Эйнштейн (за год до смеpти!) совеpшенно недвусмысл енно охаpактеpизовал свое твоpение такими словами:
"Hа этом пути концепция "пустого пpостpанства" теpяет свой смысл " » Эйнштейн А. Относительность и пpоблема пpостpанства: 1952 г. / » Сочинения: В 4 т.-М.: Hаука, 1965.-Т. 2.-С. 744.
Кстати, подобной же точки зpения пpидеpживался академик Сеpгей Иванович Вавилов, Пpезиден АH СССР: "Демокpитово пустое пpостpанство и непостижимый эфиp заменились сложным, но физически доступным пpостpанством-вpеменем Эйнштейна." » Вавилов С.И. Экспеpиментальные основания теоpии относительности.- » М.-Л.: Госудаpственное изд-во, 1928.-[Сеp.: Hовейшие течения научной » мысли, Вып. 3-4].-С. 13.

Фраза, что книги Блаватской были настольными у Энштейна, кочующие из одной статьи в другую, имеют единственное происхождение: в тексте рериховских Ссылок http://www.kuraev.ru/rerihss.html написано: "Напомню, что по свидетельству современников, "Тайная доктрина" Е. П. Блаватской была настольной книгой Эйнштейна" (Вергун В. В. Имеет ли Россия право на светскую духовность // Мяло К. Звезда волхвов… М., 1999, с. 11)."
На самом деле те было такого свидетельства, а в данном месте http://www.vav.ru/mkg/zv/p-editorial.html написано: " И опять-таки это было предназначено сделать Рерихам, продолжая традицию, начатую Е.П.Блаватской. Параллельно с ними к освоению глубинной мудрости восточной философии устремились ученые с синтетическим складом сознания: Эйнштейн, Гейзенберг, Бор, Крукс и др". Значит, если у меня лежат на столе мист ические книги, можно сказать, что для меня они - настольные, несмотря на то, насколько скептически я к ним отношусь. Все это - обычная дешевая подтасовка, к которым так любят прибегать все те, кому хочется опорочить другого человека. Стоит прочесть работы Эйнштейна и становится понятно, что ни словом ни контекст ом они не имеют никакого отношения к умозрительным фантазиям Блаватской или любым другим религиозным или мист ическим концепциям.
Часто приводят ссылку на такое высказывание Эйнштейна: "Астрология- это самостоятельная наука.Она объясняет нам очень многое. Благодаря знакомству с ней я многому научился и многократно воспользовался ею". Участник обсуждений сайта Форнит с ником Пит провел расследование происхождения этой фразы, показав как и кем была запущена эта фраза:

В последние несколько месяцев по инету гуляет какая то мутная ботва на тему диалога профессора университета и какого то несчастного студента, который вкатывает в асфальт профессора на ниве религиозного спора о существовании Бога. Студент долго ходит вокруг да около, после чего выдает прямо-таки блестящую фразу, заставляющую нас облиться слезами умиления:

” Зла не существует,сэр,или,по крайней мере,его не существует для него самого. Зло это просто отсутствие Бога. Оно похоже на темноту и холод - слово,созданное человеком чтобы описать отсутствие Бога. Бог не создавал зла. Зло это не вера или любовь,которые существуют как свет и тепло. Зло это результат отсутствия в сердце человека Божественной любви. Это вроде холода,который наступает,когда нет тепла,или вроде темноты,которая наступает,когда нет света”

После чего, уже окончательным туше следует фамилиё данного студента- Альберт Эйнштейн.

Тут видимо мы должны впасть в благоговейный трепет и пасть ниц, перед лицом всего сущего, ибо даже сам великий Эйнштейн верил в Бога и бла-бла-бла. НО, дело в том что Альберт Эйнштейн никогда не учился в университете. Он работал в нескольких известнейших университетах, и был почетным академиком более 20 университетов, но учился он в Цюрихе, в Высшем техническом училище, так называемом Политехникуме.

Но что более интересно, Эйнштейн признавал существование Бога как некоей “космической” силы мироздания, которой нет никакого дела до людских грехов и судеб.

Собственно чтобы проиллюстрировать отношений Эйнштейна к Богу, достаточно привести его известные фразы на эту тему, первой из которой будет прямой ответ на столь же прямой вопрос нью-йоркского раввина Герберта Гольдштейна, который 24 апреля 1921 года отправил ему телеграмму с пятью словами “Верите ли Вы в Бога?”, получив которую Эйнштейн ответил:
“I believe in Spinoza’s God who reveals himself in the orderly harmony of what exists, not in a God who concerns himself with fates and actions of human beings.” , что можно перевести как “Я верю в Бога Спинозы, который являет себя в гармонии мироздания, но не в такого Бога, который интересовался бы судьбами или деяниями человека”

Здесь надо заметить, что будучи евреем, Эйнштейн воспитывался в духе Хасидизма, против которого он восстал в старших классах, став фанатичным приверженцем католицизма. Но уже в процессе обучения в Цюрихе он отвернулся от конфессиальных учений, став приверженцем веры Спинозы- веры всех просвещенных мужей науки во “вселенского часовщика”. То есть это вера человека воспитанного в религиозных традициях и потому не имеющего возможности оторваться от религиозных корней, но при этом глубоко понимающего абсурдность религиозных догм и доводов и отрицающего участие бога в том мироздании, которое прививалось ему с детства.

Еще несколько фраз Эйнштейна:

Слово „Бог“ для меня всего лишь проявление и продукт человеческих слабостей, а Библия - свод почтенных, но все же примитивных легенд, которые, тем не менее, являются довольно ребяческими. Никакая, даже самая изощрённая, интерпретация не сможет это (для меня) изменить.

Конечно, то, что вы читали о моих религиозных убеждениях, есть ложь, которая постоянно повторяется. Я не верю в бога как личность, и я никогда не отрицал этого, но выразил это отчетливо. Если во мне есть что-то, что можно назвать религиозным, то это только безграничное восхищение устройством мира, постигаемого наукой.
…Самое прекрасное и глубокое переживание, выпадающее на долю человека – это ощущение таинственности. Оно лежит в основе религии и всех наиболее глубоких тенденций в искусстве и науке. Тот, кто не испытал этого ощущения, кажется мне, если не мертвецом, то во всяком случае слепым. Способность воспринимать то непостижимое для нашего разума, что скрыто под непосредственными переживаниями, чья красота и совершенство доходят до нас лишь в виде косвенного слабого отзвука, – это и есть религиозность. В этом смысле я религиозен. Я довольствуюсь тем, что с изумлением строю догадки об этих тайнах и смиренно пытаюсь мысленно создать далеко не полную картину совершенной структуры всего сущего.

Бог хитёр, но не злонамерен.
Дополнительное пояснение Эйнштейна: «Природа скрывает свои секреты за счёт присущей ей высоты, а не путём уловок. »

Я не верю в бессмертие личности; и я считаю этику исключительно человеческим делом без всякой сверхчеловеческой власти за ней.

Какого черта мне беспокоиться, наживают ли попы на этом капитал. От этого все равно нет лекарства.

По поводу заключительной части статьи о Кеплере. Следующее замечание должно обратить внимание читателя на одно обстоятельство, представляющее интерес с психологической и исторической точек зрения. Хотя Кеплер и отвергал астрологию в том виде, какой она имела в его время, он тем не менее высказывал мысль о том, что вполне возможна иная, рациональная, астрология. В этом нет ничего необыкновенного, ибо одухотворение причинных связей, в том виде, в каком оно характерно для первобытных людей, не является бессмысленным само по себе, а лишь постепенно, под давлением накопленных фактов, вытесняется наукой. Исследования Кеплера, разумеется, значительно способствовали этому процессу. В душе самого Кеплера этот процесс привел к жестокой внутренней борьбе.

Мне вполне понятно Ваше упорное нежелание пользоваться словом «религия» в тех случаях, когда речь идет о некотором эмоционально-психическом складе, наиболее отчетливо проявившемся у Спинозы. Однако я не могу найти выражения лучше, чем «религия», для обозначения веры в рациональную природу реальности, по крайней мере той ее части, которая доступна человеческому сознанию. Там, где отсутствует это чувство, наука вырождается в бесплодную эмпирию. Какого черта мне беспокоиться, что попы наживают капитал, играя на этом чувстве? Ведь беда от этого не слишком велика.

То есть, как мы видим, даже слово религия Эйнштейн использует не по причине наличия веры как таковой, а наиболее емкого для любого человека термина, обозначающего глубокую веру во что либо.

Но оказывается отношение Эйнштейна к вере в Бога не дает покоя не только интернет хомячкам, но и служителям веры, которые компануя куски его фраз, получают вполне удобоваримую агитку. Так его высокопреосвященство, высокопреосвященнейший Викентий, архиепископ Екатеринбургский и Верхотурский в послании к абитуриентам 2000 года выдал следующее:

“Живительные потоки творчества – как дара Божия, могут особенно питать лишь верующих людей. “В наш материалистический век – писал А.Эйнштейн, – серьезными учеными могут быть только глубоко религиозные люди. Я не могу найти слова лучше, чем религия, для обозначения веры в рациональную природу реальности”. Эти слова великого ученого снова и снова подтверждают церковную мысль о том, что на атеизме не то, что научной картины мира, но и серьезного научного знания даже в узкой проблематике не построишь. “Верою – говорит Апостол Павел, – познаем, что вещи устроены словом Божиим, так что из невидимого произошло видимое” (Евр. 11,3).”

Учитывая все вышесказанное, становится понятно, что архиепископ, желая придать своим словам вес, просто надергал фраз из разных писем и книг Эйнштейна, создав из них компиляцию, вполне подходящую для его задач. Как раз вполне в духе письма-щастя для интернет-хомячков, с которого я и начинал это послание к коринфянам.

отрывок из книги

Бог Эйнштейна

Религия и свобода воли в неопределенном
мире квантовой механики.

Религиозность и научный метод могут показаться несовместимыми лишь на первый взгляд. В течение всей жизни ученый, чьи революционные открытия в области физики определили вcю последующую историю человечества, пытался объяснить свое понимание Бога, - как высшего разума, обнаруживающего себя в непостижимой вселенной и вдохновляющего всякое истинное искусство и науку. T&P публикуют главу из книги Уолтера Айзексона об Альберте Эйнштейне , готовящейся к выпуску издательством Corpus.

Однажды вечером в Берлине на званом ужине, где присутствовали Эйнштейн с женой, один из гостей заявил, что верит в астрологию. Эйнштейн поднял его на смех, назвав подобное заявление чистой воды суеверием. В разговор вступил другой гость, который столь же пренебрежительно отозвался о религии. Вера в Бога, настаивал он, тоже является суеверием.

Хозяин попытался остановить его, заметив, что в Бога верит даже Эйнштейн.

«Быть такого не может», - заметил скептически настроенный гость, повернувшись к Эйнштейну, чтобы узнать, действительно ли он религиозен.

«Да, можно назвать это и так, - спокойно ответил Эйнштейн. - Попробуйте, используя наши ограниченные возможности, понять секреты природы, и обнаружите, что за всеми различимыми законами и связями остается что-то неуловимое, нематериальное и непостижимое. Почитание силы, стоящей за тем, что поддается нашему осмыслению, и является моей религией. В этом смысле я действительно религиозен».

Эйнштейн-мальчик верил восторженно, но затем миновал переходной возраст, и он восстал против религии. Следующие тридцать лет он старался поменьше высказываться на эту тему. Но ближе к пятидесяти в статьях, интервью и письмах Эйнштейн стал четче формулировать, что все глубже осознает свою принадлежность к еврейскому народу и, кроме того, говорить о своей вере и своих представления о Боге, хотя и достаточно обезличенном и деистическом.

Вероятно, кроме естественной склонности человека, приближающегося к пятидесяти годам, размышлять о вечном для этого были и другие причины. Из-за продолжавшегося притеснения евреев у Эйнштейна возникало ощущение родства с соплеменниками, которое, в свою очередь, в какой-то мере снова пробудило его религиозное чувство. Но главным образом эта вера была, по-видимому, следствием благоговейного трепета и ощущения трансцендентного порядка, открывавшегося через занятия наукой.

И захваченный красотой уравнений гравитационного поля, и отрицая неопределенность квантовой механики, Эйнштейн испытывал непоколебимую веру в упорядоченность Вселенной. Это было основой не только его научного, но и религиозного мировоззрения. «Наибольшее удовлетворение испытывает ученый», - написал он в 1929 году, осознав, «что сам Господь Бог не мог бы сделать эти соотношения другими, а не такими, какие они есть, и более того, не в Его власти было сделать так, чтобы четыре не было самым важным числом».

Для Эйнштейна, как и для большинства людей, вера во что-то, превосходящее тебя самого, стала чувством первостепенной важности. Она порождала в нем некую смесь убежденности и покорности, замешанную на простоте. При склонности ориентироваться на себя самого такую благодать можно только приветствовать. Умение шутить и склонность к самоанализу помогали ему избежать претенциозности и помпезности, которые могли бы поразить даже самый знаменитый ум в мире.

«Каждый серьезно занимающийся наукой приходит к убеждению, что в законах Вселенной проявляется духовное начало, несоизмеримо превосходящее духовные возможности человека»

Религиозное чувство благоговения и простоты проявлялось у Эйнштейна и в потребности социальной справедливости. Даже признаки иерархичности или классовых различий вызывали у него отвращение, что побуждало его остерегаться излишеств, не быть слишком практичным, помогать беженцам и угнетенным.

Вскоре после своего пятидесятилетия Эйнштейн дал поразительное интервью, где как никогда откровенно высказался о своих религиозных воззрениях. Он говорил с высокопарным, но обворожительным поэтом и пропагандистом по имени Джордж Сильвестр Вирек. Вирек родился в Германии, ребенком уехал в Америку, став взрослым, писал безвкусные эротические стихи, интервьюировал великих людей и рассказывал о своей многосложной любви к родине.

В свою копилку он собрал столь разных людей, как Фрейд, Гитлер и кайзер, и со временем из интервью с ними составил книгу, называвшуюся Glimpses of the Great («Короткие встречи с великими»). Ему удалось добиться встречи с Эйнштейном. Их разговор проходил в его берлинской квартире. Эльза подала малиновый сок и фруктовый салат, а затем они поднялись наверх, в кабинет Эйнштейна, где их никто не мог побеспокоить. Не совсем понятно, почему Эйнштейн решил, что Вирек еврей. На самом деле Вирек с гордостью вел свою родословную от семьи кайзера, позднее стал поклонником нацистов и во время Второй мировой войны был посажен в Америке в тюрьму как немецкий агитатор.

Вирек прежде всего поинтересовался у Эйнштейна, считает ли он себя евреем или немцем. «Можно быть и тем и другим, - ответил Эйнштейн. - Национализм - детская болезнь, корь человечества».

«Следует ли евреям ассимилироваться?» - «Чтобы приспособиться, мы, евреи, слишком уж охотно готовы были пожертвовать своей индивидуальностью».

«До какой степени на вас повлияло христианство?» - «Ребенком меня обучали и Библии, и Талмуду. Я еврей, но я покорен излучающей свет личностью Назарянина».

«Вы считаете, что Иисус - историческая фигура?» - «Безусловно! Нельзя читать Евангелие и не чувствовать реального присутствия Иисуса. Его индивидуальность слышится в каждом слове. Нет других мифов, столь наполненных жизнью».

«Вы верите в Бога?» - «Я не атеист. Эта проблема слишком обширна для нашего ограниченного ума. Мы находимся в положении ребенка, зашедшего в огромную библиотеку, забитую книгами на разных языках. Ребенок знает, что кто-то должен был эти книги написать. Но он не знает, как это удалось сделать. Он не понимает языков, на которых они написаны. Ребенок смутно подозревает, что в расстановке книг есть некий мистический порядок, но не знает какой. Так, мне кажется, соотносятся с Богом даже самые умные люди. Мы видим удивительно устроенную, подчиняющуюся определенным законам Вселенную, но лишь неясно понимаем, что это за законы».

«Это представление евреев о Боге?» - «Я детерминист. Я не верю в свободу воли. Евреи в свободу воли верят. Они верят, что человек сам творец своей жизни. Эту доктрину я отрицаю. В этом отношении я не еврей».

«Это Бог Спинозы?» - «Меня восхищает пантеизм Спинозы, но даже больше я ценю его вклад в современный процесс познания, поскольку это первый философ, рассматривавший душу и тело как единое целое, а не как две отдельные сущности».

Откуда возникли его идеи? «Я в достаточной мере мастер своего дела и могу свободно распоряжаться своим воображением. Воображение важнее знания. Знание ограниченно. Воображение обозначает пределы мира».

«Вы верите в бессмертие?» - «Нет. Мне достаточно и одной жизни».

Эйнштейн пытался выражаться ясно. Это было нужно и ему, и всем тем, кто хотел от него самого получить простой ответ на вопрос о его вере. Поэтому летом 1930 года во время отдыха в Капутте, плавая по парусом, он обдумывал этот волновавший его вопрос и сформулировал свой символ веры в статье «Во что я верю». В конце ее он объяснял, что имеет в виду, когда говорит, что религиозен:

Самая прекрасная эмоция, которую нам дано испытать, - ощущение тайны. Это основополагающая эмоция, стоящая у истоков всякого истинного искусства и науки. Тот, кому эта эмоция незнакома, кто больше не может удивляться, замерев в восторге, и испытывать благоговейный страх, все равно что мертв, он - потухшая свеча. Чувствовать, что за всем, что дано нам в ощущениях, есть нечто, не доступное нашему пониманию, чью красоту и величественность мы осознаем только опосредованно, - это и значит быть религиозным. В этом, и только в этом, смысле я истинно религиозный человек.

Многие находили, что этот текст заставляет думать, даже зовет к вере. В разных переводах он перепечатывался много раз. Но неудивительно, что он не удовлетворил тех, кто хотел получить простой, прямой ответ на вопрос, верит ли Эйнштейн в Бога. Теперь попытки заставить Эйнштейна лаконично объяснить, во что он верит, заменили собой предшествующее безумное стремление добиться объяснения теории относительности в одном предложении.

Банкир из Колорадо написал, что он уже получил от двадцати четырех лауреатов Нобелевской премии ответ на вопрос, верят ли они в Бога, и попросил Эйнштейна присоединиться к ним. «Я не могу представить себе личностного Бога, непосредственно влияющего на поведение отдельного человека или вершащего суд над своими собственными созданиями, - неразборчиво от руки написал Эйнштейн на этом письме. - Моя религиозность заключается в смиренном восхищении беспредельно превосходящим нас духом, открывающим себя в том малом, что мы можем осмыслить в доступном нашему познанию мире. Это глубоко эмоциональное убеждение в существовании высшего разума, обнаруживающего себя в непостижимой вселенной, и составляет мою идею Бога».

Девочка-подросток, ученица шестого класса воскресной школы в Нью-Йорке, поставила тот же вопрос несколько по-другому. «Молятся ли ученые?» - спросила она. Эйнштейн отнесся к ней серьезно. «В основе научных исследований лежит предположение, что все происходящее определяется законами природы, это же справедливо и по отношению к действиям людей, - объяснял он. - Поэтому трудно поверить, что ученый будет склонен верить, что на происходящие события может повлиять молитва, то есть пожелание, адресованное сверхъестественному существу».

Однако это не означает, что не существует Всевышнего, нет превосходящего нас духовного начала. И Эйнштейн продолжает объяснять девочке:

Каждый серьезно занимающийся наукой приходит к убеждению, что в законах Вселенной проявляется духовное начало, несоизмеримо превосходящее духовные возможности человека. Перед лицом этого духа мы со своими скромными силами должны чувствовать смирение. Таким образом, занятия наукой приводят к появлению особого религиозного чувства, которое на самом деле существенно отличается от более наивной религиозности других людей.

Те, кто под религиозностью понимал только веру в личностного Бога, контролирующего нашу повседневную жизнь, считали, что идея Эйнштейна об обезличенном космическом духовном начале, как и его теория относительности, должны быть названы своим истинным именем. «У меня есть серьезные сомнения в том, что сам Эйнштейн по-настоящему понимает, к чему он клонит», - говорил архиепископ Бостона кардинал Уильям Генри О"Коннелл. Но одно ему было очевидно - это безбожие. «Итог этих исканий и туманные умозаключения о времени и пространстве - это маска, под которой скрывается наводящий ужас призрак атеизма».

Публичное проклятие кардинала побудило известного главу ортодоксальных евреев Нью-Йорка равви Герберта С. Голдстейна отправить Эйнштейну телеграмму, спрашивая прямо: «Вы верите в Бога? Конец. Ответ оплачен. 50 слов». Эйнштейн использовал только около половины предоставленных в его распоряжение слов. Этот текст - самый знаменитый вариант ответа на вопрос, который ему так часто задавали: «Я верю в Бога Спинозы, проявляющего себя во всем сущем, подвластном законам гармонии, но не в Бога, занятого судьбой и делами человечества».

И этот ответ Эйнштейна удовлетворил не всех. Например, некоторые религиозные евреи отмечали, что за эти верования Спиноза был исключен из еврейской общины Амстердама, мало того, католическая церковь его тоже осудила. «Кардинал О"Коннелл поступил бы правильно, если бы не нападал на теорию Эйнштейна, - сказал один раввин из Бронкса. - А Эйнштейн лучше бы не объявлял о своем неверии в Бога, озабоченного судьбами и делами людей. Оба занялись вопросами, не подпадающими под их юрисдикцию».

Тем не менее ответ Эйнштейна удовлетворил большинство людей независимо от того, были они согласны с ним или нет, поскольку они смогли оценить сказанное. Идея безличностного Бога, не вмешивающегося в повседневную жизнь людей, рука которого чувствуется в величии космоса, - составная часть философской традиции, принятой как в Европе, так и в Америке. Эту идею можно встретить у любимых философов Эйнштейна, а в целом она согласуется и с религиозными представлениями отцов основателей американского государства, таких как Джефферсон и Франклин.

Некоторые религиозные люди не признавали за Эйнштейном права часто использовать слово «Бог» просто как фигуру речи. Так же к этому относились и некоторые неверующие. Он называл Его, иногда достаточно шутливо, по-разному. Он мог сказать и der Herrgott (Господь Бог), и der Alte (Старик). Но не в характере Эйнштейна было изворачиваться, подлаживаясь к чьим-то вкусам. На самом деле все было совсем наоборот. Поэтому отдадим ему должное и поверим на слово, когда он настаивает, повторяя раз за разом, что эти слова не простой маскировочный семантический прием и что на самом деле он не атеист.

Всю жизнь Эйнштейн последовательно отрицал обвинение в атеизме. «Есть люди, говорящие, что Бога нет, - сказал он другу. - Но что меня действительно раздражает, так это ссылки на меня для обоснования подобных воззрений».

В отличие от Зигмунда Фрейда, Бертрана Рассела или Джорджа Бернарда Шоу Эйнштейн никогда не ощущал потребности порочить тех, кто верит в Бога. Скорее, он не поощрял атеистов. «От большинства так называемых атеистов меня отделяет ощущение полного смирения перед недоступными нам секретами гармонии космоса», - объяснял он.

«Люди, овощи или космическая пыль, все мы исполняем танец под непостижимую мелодию, которую издалека наигрывает невидимый музыкант»

На самом деле более критически Эйнштейн относился не к религиозным людям, а к обличителям религии, не страдавшим от избытка смирения и чувства благоговейного трепета. «Фанатики-атеисты, - объяснял он в одном из писем, - похожи на рабов, все еще чувствующих вес цепей, сброшенных после тяжкой борьбы. Этим созданиям, называющим традиционную религию опиумом для народа, недоступна музыка сфер».

Эту же тему Эйнштейн позднее обсудит с лейтенантом ВМС США, которого он никогда не встречал. Правда ли это, спросил моряк, что священник-иезуит обратил вас в верующего? Это абсурд, ответил Эйнштейн. Он продолжил, указав, что считает веру в Бога, ведущего себя как отец, результатом «ребяческих аналогий». Позволит ли Эйнштейн, спросил моряк, процитировать его ответ в споре с более религиозными товарищами по плаванию? Эйнштейн предупредил, что нельзя все понимать слишком упрощенно. «Вы можете назвать меня агностиком, но я не разделяю воинственный пыл профессиональных атеистов, чье рвение обусловлено главным образом освобождением от пут религиозного воспитания, полученного в детстве, - пояснил он. - Я предпочитаю сдержанность, которая соответствует нашему слабому интеллекту, не способному понять природу, объяснить наше собственное существование».

В Санта-Барбаре, 1933 г.

Как же такое инстинктивно-религиозное чувство соотносилось с наукой? Для Эйнштейна преимущество его веры было как раз в том, что она скорее направляла и вдохновляла его, но не вступала в конфликт с научной работой. «Религиозное космическое чувство, - говорил он, - самый значимый и благородный мотив для научной работы».

Позднее Эйнштейн объяснил свое понимание соотношения между наукой и религией на конференции в Нью-Йоркской объединенной теологической семинарии, посвященной этому вопросу. В сферу науки, сказал он, входит выяснение того, что имеет место, но не оценка того, что человек думает о том, как должно быть. У религии совсем другое предназначение. Но бывает, их усилия складываются. «Наука может создаваться только теми, кого переполняет стремление к истине и пониманию, - говорил он. - Однако именно религия является источником этого чувства».

В газетах эта речь освещалась как главная новость, а ее лаконичное заключение стало знаменитым: «Эту ситуацию можно изобразить так: наука без религии увечна, религия без науки слепа».

Но с одной религиозной концепцией, продолжал настаивать Эйнштейн, наука согласиться не может. Речь идет о божестве, которое по своей прихоти может вмешиваться в ход событий в сотворенном им мире и в жизни своих созданий. «На сегодняшний день главный источник конфликта между религией и наукой связан с представлением о личностном Боге», - утверждал он. Цель ученых - открывать непреложные законы, управляющие реальностью, и, делая это, они должны отбросить представление о том, что священная воля или, коли на то пошло, воля человека могут привести к нарушению этого всеобщего принципа причинности.

Вера в причинный детерминизм, будучи неотъемлемой частью научного мировоззрения Эйнштейна, вступала в конфликт не только с представлением о личностном Боге. Она была, по крайней мере по мнению Эйнштейна, несовместима и с представлением о свободе воли человека. Хотя он был глубоко моральным человеком, вера в строгий детерминизм затрудняла для него восприятие таких понятий, как нравственный выбор и индивидуальная ответственность, являющихся основой большинства этических систем.

Как правило, и еврейские, и христианские теологи верят, что людям дарована свобода воли и что они ответственны за свои действия. Они настолько свободны, что могут даже, как говорит Библия, манкировать указаниями Господа, хотя, как кажется, это противоречит вере во всемогущего и всеведущего Бога.

Я совсем не верю в свободу воли в философском смысле. Каждый из нас действует не только под влиянием внешних причин, но и в соответствии с внутренними потребностями. Высказывание Шопенгауэра: «Человек может поступать, как того желает, но не может желать по своему желанию», - вдохновляло меня со времен моей юности; оно постоянно служило мне утешением перед лицом жизненных трудностей, моих собственных и других людей и неиссякающим источником толерантности.

Поверите ли, у Эйнштейна однажды спросили, свободны ли люди в своих поступках. «Нет, я детерминист, - ответил он. - Все, начало в той же мере, что и конец, определяется силами, которые мы контролировать не можем. Все предопределено как для насекомого, так и для звезды. Люди, овощи или космическая пыль, все мы исполняем танец под непостижимую мелодию, которую издалека наигрывает невидимый музыкант».

Эти взгляды приводили в смятение некоторых его друзей. Например, Макс Борн считал, что они полностью подрывают основы человеческой морали. «Я не могу понять, как вы объединяете в одно целое полностью механистическую вселенную и свободу нравственного человека, - написал он Эйнштейну. - Полностью детерминистский мир мне претит. Может быть, вы и правы и мир именно таков, как вы говорите. Но в данный момент, похоже, даже в физике это не так, не говоря уже обо всем остальном мире».

Для Борна неопределенность квантовой механике позволяла разрешить эту дилемму. Как и некоторые другие философы того времени, он ухватился за неопределенность, присущую квантовой механике, как за возможность избавиться от «противоречия между нравственной свободой и строгими законами природы». Эйнштейн, признавая, что квантовая механика ставит под сомнение строгий детерминизм, ответил Борну, что все еще в него верит, как в отношении поведения людей, так и в области физики.

Борн объяснил суть разногласий своей достаточно нервозной жене Хедвиге, всегда готовой поспорить с Эйнштейном. В этот раз она сказала, что так же, как и Эйнштейн, «не может поверить в Бога, играющего в кости», - другими словами, в отличие от своего мужа она отвергала квантово-механическое представление о Вселенной, основанной на неопределенности и вероятности. Но, добавила она, «я также не могу поверить, что вы, как мне сказал Макс, верите, что ваше абсолютное верховенство закона означает предопределенность всего, например, собираюсь ли я сделать ребенку прививку». Это будет означать, указывала она, конец всякой морали.

На берегу океана, в Санта-Барбаре, 1933 г.

В философии Эйнштейна выход из этого затруднительного положения состоял в следующем. Свободу воли следует рассматривать как нечто полезное, даже необходимое, для цивилизованного общества, поскольку именно это заставляет людей принимать на себя ответственность за свои поступки. Когда человек действует так, как если бы он был ответственен за свои поступки, это и с точки зрения психологии, и на практике побуждает его к более ответственному поведению. «Я вынужден действовать так, будто свобода воли существует, - объяснял он, - поскольку если я хочу жить в цивилизованном обществе, я должен действовать ответственно». Он даже был готов считать людей ответственными за все хорошее или дурное, что они делают, поскольку это был и прагматический, и разумный подход к жизни, продолжая при этом верить, что действия каждого предопределены. «Я знаю, что с точки зрения философа убийца не несет ответственности за свое преступление, - говорил он, - но я предпочитаю не пить с ним чай».

В оправдание Эйнштейна, как и Макса и Хедвиги Борнов, следует заметить, что философы веками пытались, иногда не слишком ловко и не очень успешно, примирить свободу воли с детерминизмом и всезнающим Богом. Неважно, знал ли Эйнштейн что-то большее, чем другие, что позволило бы ему разрубить этот гордиев узел, одно неоспоримо: он был способен сформулировать и применять на практике строгие принципы личной морали. Это справедливо по крайней мере когда речь идет о всем человечестве, но не всегда, когда дело касается членов его семьи. И философствование по поводу этих неразрешимых вопросов ему не препятствовало. «Самое важное стремление человека - борьба за нравственность его поведения, - написал он бруклинскому священнику. - Наше внутреннее равновесие и даже само наше существование зависят от этого. Только нравственность наших поступков может обеспечить жизни красоту и достоинство».

Если вы хотите жить, принося пользу человечеству, верил Эйнштейн, основы морали должны для вас быть важнее «исключительно личного». Временами он был жесток по отношению к самым близким, что только означает: как и все мы, люди, он был не без греха. Однако чаще, чем большинство других людей, он искренне, а иногда это требовало и смелости, пытался способствовать прогрессу и защите свободы личности, считая, что это важнее собственных, эгоистичных желаний. Вообще он был сердечен, добр, благороден и скромен. Когда они с Эльзой в 1922 году покидали Японию, он дал ее дочерям совет, как жить нравственно. «Сами довольствуйтесь малым, - сказал он, - а другим давайте много».