Со средневековьем связаны многие выражения ставшие крылатыми. Крылатые латинские фразы и выражения. Сильные мира сего и латынь: от войны к миру и наоборот


Не потеряйте. Подпишитесь и получите ссылку на статью себе на почту.

В современном мире мы часто сталкиваемся с крылатыми латинскими выражениями. Родовые девизы и рекламные слоганы, цитаты в художественной и научной литературе, даже повседневная речь предоставляют нам огромное разнообразие крылатых фраз, поговорок и пословиц, либо основанных на латинских выражениях, либо прямо их цитирующих.

Но повсеместное бытование латинских выражений – явление, свойственное лишь последним нескольким столетиям и связанное с широким распространением и массовой культуры. В Средние века и Новое время знание и понимание даже элементарной латыни было уделом аристократических кругов и научного сообщества.

Как произошли некоторые из тех латинских пословиц, которые мы повторяем практически ежедневно? С какими великими деятелями древности и Средневековья они связаны? При каких обстоятельствах они были произнесены и какие претерпели изменения в наши дни? Попробуем разобраться в этих вопросах.

Мудрость веков: высказывания учёных древности на латыни

Древние греки, а впоследствии — и римляне, очень высоко ценили науки и образованность. Учёные мужи нередко находились под покровительством влиятельных магнатов, а то и правителей античных полисов и тиранов.

Именно такое высокое положение занимал в Сиракузах при тиране Гиероне великий математик и инженер Архимед (III в. до н.э.). Во время Второй Пунической войны его изобретения не раз и не два спасали жителей города от взятия его римлянами. Даже римский консул Марцелл, противостоявший Гиерону, очень высоко ценил заслуги Архимеда. В книге XXVI «Исторической библиотеки» Диодора Сицилийского описана смерть 75-летнего Архимеда: он был убит римским солдатом за отказ идти с ним. По преданию, Архимед был настолько погружён в свой чертёж, что отстранил того, сказав ему: «Noli turbare circulos meos! » (Не тронь моих кругов!). Есть также другие варианты передачи этой крылатой фразы, например: «Noli obsecro istum disturbare! » (Заклинаю, не трогай его [чертёж]!), у Валерия Максима («Достопамятные дела и слова». Книга VIII, глава 7.7). Интересно, что на факультете физики Университета Людвига-Максимилиана в Мюнхене есть стена с барельефом, где как раз учёный старец грозит мечом римским завоевателем.

Другим известнейшим крылатым выражением древности была фраза-максима, выбитая на камне храма Апполона в Дельфах: «Познай себя» (греч. Gnothi seauton, лат. Nosce te ipsum или Temet nosce ). Авторство этой фразы спорно: Диоген Лаэртский приписывает её Фалесу Милетскому, а средневековые философы – Фалесу и Хилону. Платон говорил, что Сократ использовал эту фразу в качестве начала многих своих диалогов; впоследствии она приобрела более пространную форму: «Познай себя – и ты познаешь весь мир». В Средние века эта максима понималась как призыв избегать подчинения мнению толпы.

Сильные мира сего и латынь: от войны к миру и наоборот

Надо отметить тот факт, что и правители нередко являли на свет крылатые фразы и выражения, переживавшие века. Один из величайших полководцев и государственных деятелей Древнего мира, Гай Юлий Цезарь, согласно греческому историку Плутарху, при переходе реки Рубикон 10 января 48 г. до н.э. произнёс фразу, которой суждено было пережить столетия: Alea jacta est (Жребий брошен). Именно с этого момента начинается поход Цезаря против Гнея Помпея Великого, приведший Цезаря к абсолютной власти в Империи. В тот момент против него были все обстоятельства: перевес Помпея в количестве легионов; враждебно настроенная аристократия Рима; отсутствие достаточного политического веса в римском сенате. Однако быстрота принятия решения обеспечила Цезарю дальнейший успех. И по сию пору его высказывание произносят в ситуации, когда требуется решительный выбор и упорство в достижении цели.

Подлинно великой стала фраза Цезаря, которой он описал свою победу над Фарнаком, царём Боспорского царства, в 47 г. до н.э. В тот момент Фарнак располагал значительными силами и подстрекал множество царей Передней Азии к восстанию против римлян, и Цезарь, обладая лишь тремя легионами, решил атаковать резко и стремительно. Истребив почти всю армию Фарнака, Цезарь послал письмо в Рим к своему другу Матию, в котором описал свой триумф всего тремя словами – «Veni, vidi, vici » (Пришёл, увидел, победил – Плутарх. «Цезарь», глава 50). Плутарх, составивший жизнеописание Цезаря, замечал, что на латыни эти три слова – с одинаковыми окончаниями и состоящие всего из двух слогов, – «создают впечатление убедительной краткости». Впоследствии, справляя понтийский триумф при возвращении в Рим, Цезарь приказал пронести таблички с этой фразой (Светоний. «Божественный Юлий», глава 37).

Император Рима Октавиан Август имел обыкновение говорить о безнадёжных долгах, что они будут выплачены к греческим календам («Ad Kalendas Graecas »), т.е. никогда (Светоний. «Божественный Август», глава 87). Это выражение, как и фраза «Paulo post futurum» (примерный перевод – «спустя немного времени после того, как наступит будущее»), являла собой игру слов в чистом виде: календами в римском календаре называли день, который предшествовал первому дню следующего месяца (например, июньские календы наступали 31 мая), тогда как в древнегреческих полисах не было единого календаря. Кроме того, календ ни в одном из греческих календарей не было.

Ещё одна крылатая фраза, которую взял в качестве собственного девиза итальянец Чезаре Борджиа, один из влиятельнейших представителей своего рода в кон. XV- нач. XVI вв. – «Aut Caesar, aut nihil » (Или Цезарь, или никто). Эти слова выражали его безграничное стремление к власти через объединение итальянских земель. Изначально фраза звучали несколько иначе: «А ut frugi hominem esse oportere … aut Caesarem » («Необходимо быть либо благоразумным человеком, либо Цезарем»), а их автором был римский император Калигула (Светоний. «Гай», глава 37). Как известно, Калигула вёл распутный образ жизни, утопая в роскоши, совершал безумные траты на увеселения, за что он поплатился собственной жизнью. Таким образом, выражение, изначально подчёркивавшее негативные стороны человеческой натуры, через полтора тысячелетия стало отражением честолюбия и смелости.

Средневековые писатели и философы: возвращение к древности

Средневековые мыслители и философы также внесли огромный вклад в дело создания латинских поговорок и афоризмов. Например, Томас Гоббс в работе «О человеке» (1658) провозглашает вслед за Фрэнсисом Бэконом (у которого он был секретарём в молодые годы): «Знание – сила» (Scientia potentia est ). Между тем, значение этого выражения можно толковать в нескольких смыслах. Бэкон имел в виду Божественную силу, противопоставляя её различным «заблуждениям» (т.е. ересям). Гоббс же в большей степени говорил о пользе научного знания для избранных («Знание – это сила, но небольшая, поскольку знание редко выделяется; и если проявляется – то в немногих людях и немногих делах…»). Сейчас смысл этой поговорки (кстати, имеющей аналог в ветхозаветной «Книге притчей Соломоновых») мы понимаем совершенно по-другому: как доказательство научно-технического прогресса и неуклонного движения общества вперёд на основе научных достижений.

Великий математик и философ XVII в. Рене Декарт сформулировал на латыни первичную истину, в которой нельзя усомниться и на базе которой строится всё современное рациональное знание – «Cogito ergo sum» (Мыслю – следовательно, существую). Само это утверждение он впоследствии дополнил важной деталью: факт мышления и даже существования человека может быть поставлен под сомнение, но сам факт появления сомнения неоспорим. Отсюда рождается знаменитая формула: «Dubito ergo sum » (Сомневаюсь – следовательно, существую). Одним из идейных предшественников Декарта в этом можно назвать Блаженного Августина, епископа Гиппонского (кон. IV-нач. V вв.), автора труда «О Граде Божием». Он отвечал на возражения образованных людей своего времени: «Если я обманываюсь, то уже поэтому существую. Ибо кто не существует, тот не может, конечно, и обманываться: я, следовательно, существую, если обманываюсь» (Si fallor, sum ). Однако Августин противопоставлял свои взгляды прежде всего языческой среде, которая критически относилась к его доказательствам существования Бога; Декарт же, напротив, был вынужден бороться с клерикальными препонами (в т.ч. с «аристотелевско-христианским синтезом», выражавшимся в опоре на авторитет священных текстов и наставников) в отношении науки.

Писатели Средневековья и Раннего Нового времени также внесли большой вклад в «создание» латинских выражений, которые мы сегодня приписываем философам Античности. Скажем, Мигель Сервантес де Сааверда во второй части своего романа про Дон Кихота (1615) встречается выражение, приписываемое Аристотелю: «Amicus mihi Plato, sed magis amica veritas » (Платон мне друг, но истина дороже). Дело в том, что Платон и Аристотель были величайшими философами и учёными Древней Греции в IV в. до н.э., оба занимались образованием учеников, однако при этом их взгляды на мир и природу разительно отличались. Наверное, одним из немногих пунктов в познании окружающей действительности, который был общим для обоих философов, являлся безусловный примат истины над мнением самого авторитетного учителя. Так, Платон в диалоге «Федон» обращался к своим ученикам устами Сократа: «Следуя мне, меньше думайте о Сократе, а больше об истине». Похожий вариант встречаем и у Аристотеля: «Сократ мне мил, но истина всего милее». Спустя тысячу лет имя Сократа было заменено Сервантесом на имя Платона, и в таком виде фраза стала всемирно известной.

Безусловно, этот набор крылатых фраз далеко не исчерпывает всё многоцветие латинского языка. И Античность, и Средние века подарили нам огромное количество крылатых выражений, о которых можно было бы многое сказать и написать. Наверное, каждый человек, интересующийся мировой культурой, выдающимися произведениями живописи и литературы, мог бы составить свой список пословиц и поговорок на латыни, которыми он периодически пользуется при общении с окружающими, в деловой переписке и т.д.

Может быть, тем, кто читает эту статью, стоило бы в форме для комментариев написать (с небольшим пояснением) самые выдающиеся крылатые фразы, чтобы привлечь внимание других людей к этой проблеме?

А все-таки она вéртится – легенда приписывает эти слова великому Галилео Галилею (1564-1642) – астроному, физику, механику. Вызванный на суд инквизиции за приверженность и пропаганду учения Коперника о движении Земли вокруг Солнца, он вынужден был, стоя на коленях перед трибуналом, поклясться в отречении от «ереси». По легенде, встав на ноги, Галилей воскликнул: «eppur si muove» («А все-таки она вертится»). Эта фраза стала крылатой и употребляется как выражение непоколебимой убежденности в чем-либо.

Áльма мáтер (лат. Alma mater – «кормящая мать, мать-кормилица) – выражение, идущее от названия университета средневековыми студентами, вкушавшими там духовную пищу. Употребляется сегодня в шутливом или ласкательном смысле.

Арабские сказки – выражение употребляют, когда встречаются с чем-то необыкновенным, удивительным, неожиданно удачным и благоприятным, что можно сравнить с чудесами арабских сказок из сборника «Тысяча и одна ночь».

Аскéт – см. в Словаре. Слово стало нарицательным для обозначения современного человека, ведущего скромный, даже суровый, «аскетический» образ жизни.

Архитектýра – застывшая музыка – выражение Иоганна Вольфганга Гёте (беседа с Эккерманом 23 марта 1829 г.). Чаще всего применяется по отношению к готике (См. Словарь, ч.I).

Бежать как от чумы. Бояться как чумы – в 1348-1349 гг. страны Западной Европы поразила страшная эпидемия бубонной чумы, унесшая жизни от трети до половины жителей. Современники назвали чуму «Черной смертью». Чума свирепствовала и в деревнях, и в городах, особенно в последних из-за скученности населения и антисанитарии. Бегство группы богатой и знатной молодежи из зачумленного города стало основой сюжета сборника новелл одного из первых итальянских гуманистов Джованни Боккаччо (1313-1375) «Декамерон». Потрясенный невиданным бедствием Боккаччо начал писать «Декамерон» в том же 1348 году.

Вандалы. Вандалúзм – В 455 г. германское племя вандалов захватило и разграбило Рим, уничтожив или повредив там множество произведений искусства, бесценных древних рукописей. Название племени стало нарицательным и обозначает невежду, варвара, разрушителя. Вандализм – порча и уничтожение культурных или общественных материальных ценностей.

Варфоломéевская ночь – в ночь на 24 августа 1572 г. – праздник св.Варфоломея – парижские католики с благословения королевской власти устроили вероломную кровавую расправу над приехавшими в Париж по случаю свадьбы сестры короля Карла IX Маргариты и своего вождя Генриха Наваррского гугенотами. Резня гугенотов в Париже длилась 4 дня, а в провинциях, куда она перекинулась, до октября.

В переносном смысле В.н. стала означать жестокую беспощадную расправу.

Великий Могóл – Великими Моголами (от искаженного «монголы») европейцы называли правителей из династии Бабуридов, потомков Тимура, в 1526 г. завоевавших Индию.

Название стало нарицательным, обозначавшим чрезвычайно богатого человека.

Вернемся к нашим баранам – этими словами в анонимном французском фарсе «Адвокат Пьер Патлен» (ок. 1470) судья прерывает бурный поток упреков богатого суконщика. Суконщик, забыв, что в суде идет слушание дела против пастуха, укравшего у него овец, весь свой гнев направляет на защитника пастуха – адвоката Патлена, узнав в нем человека, не заплатившего ему за купленное сукно.

Выражение применяется к тем людям, кто чрезмерно отвлекается от главной темы своего рассказа (речи, выступления, разговора).

Воздушные зáмки – один из первых отцов христианской церкви св. Аврелий Августин (Августин Блаженный – 354-430 гг.) как-то в своей проповеди образно сказал о «строительстве в воздухе». Выражение запомнилось, но распространилось позже в форме «строительства зáмков в воздухе (или в Испании)». В России выражение стало популярным еще в одной форме, а именно «Воздушные замки» после выхода в свет сказки И.И.Дмитриева с одноименным названием (1794) о мечтателе-фантазере.

Выражение «воздушные замки» употребляется, когда имеются ввиду несбыточные планы, фантастические мечтания и т.п.

Война всех против всех (лат. «bellum omnium contra annis») – выражение английского философа Томаса Гоббса (1588-1679) в труде «Элементы права общественного и гражданского» (1642).

Все дорóги ведут в Рим – средневековая поговорка.

Всемирный паук – так охарактеризовал бургундский герцог Карл Смелый (1468-1477) французского короля Людовика XI (1461-1483) – осторожного, расчетливого политика, великого мастера закулисных интриг и лицемера, за умение последнего втягивать в сферу своих интересов чуть ли не всех европейских правителей.

Выражение стало крылатым.

Все потеряно, кроме чести – разбитый войсками германского императора Карла V в 1525 г. при Павúи и взятый в плен, французский король Франциск I (1515-1547) послал своей матери Луизе Савойской письмо, состоящее якобы из одной только фразы «Все потеряно, кроме чести». На самом деле, письмо было весьма обстоятельным и обширным.

Гáлльский петух – галлами древние римляне называли кельтское население Галлии – современной Франции и Бельгии. Латинское слово galbus означает не только «галл», но и «петух». По мнению французского историка А.Блока римляне назвали кельтов этих территория потому, что многие из них были рыжеволосыми и их прически с хохолками напоминали гребешки петухов. Во времена Великой Французской буржуазной революции была отчеканена монета с изображением петуха как символа бдительности. Петух на монетах был воспринят французами, считавшими галлов своими предками, как «галльский петух», и он стал восприниматься как национальная идея, как аллегория Франции. Карикатуристы стали зачастую изображать Францию в виде петуха, намекая на жизнелюбие, бойкость и задор французов.

Гаудеáмус úгитур (Gaudeamus igitur) – начальная строка средневекового студенческого гимна – «Давайте веселиться».

Гарýн-аль-Рашúд –точнее Харун-ар-Рашид (786-809), багдадский халиф. В сказках «Тысяча и одна ночь» он представлен как мудрый справедливый правитель, отец народа, покровитель искусств. Реальный Харун-ар-Рашид был чрезвычайно далек от этого идеализированного образа.

Государство в государстве – используя ослабление центральной власти в первые годы правления малолетнего французского короля Людовика XIII, гугеноты (см.Словарь) в конце второго десятилетия XVII в. начали восстание и провозгласили на юге страны свою гугенотскую республику, создав своеобразное «государство в государстве». Впервые это выражение встречается в сочинении французского писателя Агриппы д, Обинье (1552-1630) «Об обязанностях короля и подданных» (написано между 1610 и 1620 гг.). Выступление гугенотов было подавлено в 1629 г. под руководством кардинала Ришелье.

Выражение сохранилось и стало применяться по отношению к какой-либо организации или группе людей, ставящих себя в исключительные, привилегированные условия, не считающихся с интересами остальных.

Государство – это я – эти слова якобы произнес французский король Людовик XIV (1643-1715) на заседании парламента в 1655 г. Эти слова являются как бы квинтэссенцией абсолютной монархии. Теперь это выражение употребляется для характеристики отдельных лиц, занимающихся в какой-либо сфере деятельности руководящее положение и творящих полный произвол.

Дон Жуáн. Донжуанство – Дон Жуан (Хуан) – герой старинной испанской легенды, волокита, проводящий жизнь в любовных приключениях. В мировой литературе насчитывается более сотни произведений, сюжет которых навеян этой легендой. Наиболее известными являются пьесы испанского драматурга Тирсо де Молины (1572-1648) «Севильский соблазнитель» (1630) и Ж.-Б.Мольера (1622-1673) «Дон Жуан» (1665); в русской литературе – драма «Каменный гость» А.С.Пушкина и поэма А.К.Толстого «Дон Жуан». Сюжет этой легенды положен в основу оперы Моцарта «Дон Жуан» (1787).

Дон Кихόт. Рыцарь печального образа – главный герой романа великого испанского писателя Мигеля Сервантеса де Сааведра (1547-1616) «Славный рыцарь Дон Кихот Ламанчский» (1605-1615). Дон Кихот – бедный дворянин, старый и одинокий, любитель старинных рыцарских романов, начитавшись которых он потерял всякое представление о реальности и вообразил себя странствующим рыцарем. Фантазии Дон Кихота толкают его на воображаемые великие поступки, которые в действительности являются нелепыми, смешными и жалкими, например, приняв ветряные мельницы за великанов, он с ними сражается и т.п. В результате этих нелепиц и недоразумений Дон Кихот получает синяки и шишки. Жалкий вид побитого господина наводит Санчо Пансу на мысль назвать Дон Кихота Рыцарем печального образа. Имя Дон Кихота стало нарицательным, им называют доброго, но оторванного от жизни человека, фантазера, вступающего в бесполезную борьбу с реальным или мнимым злом, не соизмерив свои силы.

Дульцинéя (Дульсинéя) – «Несравненной Дульцинеей Тобосской» именовал Дон Кихот в одноименном романе Сервантеса свою благородную «даму сердца», бывшую на самом деле дородной и грубой крестьянкой Альдонсой. Имя Д. стало шутливо-нарицательным для любимой женщины, возлюбленной.

Если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе – одним из наиболее распространенных вариантов происхождения этого выражения является приведенный английским мыслителем Фрэнсисом Бэконом (1561-1621) в его «Нравственных и политических очерках» рассказ о том, что Магомет (Мухаммед) обещал народу силой своего приказа сдвинуть гору и, когда ему это не удалось, не растерявшись, заявил следующее: «Что ж, так как гора не хочет идти к Магомету, Магомет пойдет к ней сам» (очерк «О смелости»).

Есть многое на свете, друг Горацио, что и не снилось нашим мудрецам – Цитата из трагедии В.Шекспира «Гамлет» (действие 1, сцена 5, слова Гамлета).

Если не я, то кто же? – Слова принадлежат Жанне д, Арк (1412-1431) – национальной героине Франции. Отвечая на вопрос о причинах своего ухода из дому без ведома родителей, Жанна сказала: «Никто на свете… не спасет королевство французское и не поможет ему. Кроме меня. Если не я, то кто же?» Выражение означает тяжелую необходимость лично выполнить чрезвычайно трудную обязанность или долг.

Идти в Канόссу – германский император Генрих IV (1056-1106) вступил в острую политическую борьбу с папством с лице властного и честолюбивого реформатора католической церкви папы Григория VII (1073-1085), претендовавшего на подчинение себе всех светских государств Европы. Генрих IV категорически отказался подчиняться папе и, созвав в 1076 г. собор немецких епископов, добился объявления папы низложенным. Папа, в свою очередь, проклял Генриха IV, отлучил его от церкви и освободил всех его подданных от клятвы верности. Недовольные усилившейся к тому времени императорской властью, немецкие князья, воспользовавшись ситуацией, договорились не признавать его королем, если он пробудет в отлучении более года. Генрих IV, попав в безвыходное положение, был вынужден умолять папу о прощении. Для этого он, переправившись через Альпы, в январе 1077 г. пешком, босиком и в рубище явился под стены замка Каносса, где тогда находился папа, и три дня постоял на коленях, пока папа не принял его покаяние. Выражение «идти в Каноссу» стало крылатым, означая необходимость пойти на примирение с противником даже ценой унижения.

Калúф (халúф) на час – так говорят о человеке, получившим власть на короткое время. Выражение возникло от названия сказки «Сон наяву, или калиф на час» из сборника арабских сказов «Тысяча и одна ночь». Сюжет сказки следующий. Молодой багдадец Абу-Гассан познакомился с приезжим купцом и пригласил его в гости, не подозревая, что перед ним переодетый халиф Гарун-аль-Рашид. Разоткровенничавшись, Абу-Гассан поведал гостю о своей заветной месте – хоть ненадолго оказаться на месте халифа. Незаметно Гарун-аль-Рашид подсыпает ему снотворное, и уснувшего Абу-Гассана переносят во дворец халифа. Придворным приказано во всем повиноваться Гассану. Проснувшись, Гассан обнаруживает, что он стал халифом. Весь день он наслаждается роскошной жизнью во дворце и отдает различные приказания. Вечером ему опять незаметно подмешивают снотворное и относят домой. Утром Гассан никак не может понять, что с ним накануне было – сон или явь.

Коварный Альбиόн – Альбион – древнее название Британии. В русской дореволюционной литературе широко употреблялось выражение «коварный Альбион», обозначавшее Англию. Вероятно, это выражение впервые было употреблено в хронике Отто Санкт-Базенского (нач. XIII в.), в которой он под «коварной Англией» подразумевает действия английского короля Ричарда Львиное Сердце (1189-1199) во время III крестового похода. Выражение запомнилось, но несколько трансформировалось во времена Великой французской буржуазной революции и империи Наполеона. В условиях резко обострившихся франко-английских отношений и возросшего интереса к античной истории и ее героям появляется сочетание «коварный Альбион», ставшее особенно популярным после нарушения Англией в 1803 г. Амьенского мира. Дальнейшие политические реалии ХIX в. сделали это выражение широко употребительным.

Колýмбово яйцо – выражение восходит к средневековому испанскому анекдоту, суть которого в том, что множество мудрецов и умельцев тщетно пытались поставить яйцо на стол вертикально острым концом, и только простак Хуанело догадался ударом о стол сплющить конец яйца. Так возникло испанское выражение Huevode Juanelo (Яйцо Хуанело). Позже анекдот о поставленном на острый конец яйце включался в различные литературные произведения. Один из таких рассказов связали с именем Христофора Колумба (1451-1506). Бенцони в «Истории Нового Света» (1565) рассказал такую историю: после первых плаваний Колумба, когда по следам странного мореплавателя стали отправляться многие другие, в одном из разговоров собеседник заявил Колумбу, что его плавание не было слишком трудным делом; Колумб предложил этому человеку поставить яйцо, но тот, разумеется, не смог этого сделать. Тогда Колумб сам поставил яйцо, предварительно слегка надбив его конец, заметив, что труда это не представляет. Выражение «колумбово яйцо» употребляется в обозначении оригинального, смелого и неожиданного решения сложной проблемы.

Колýмбы рóсские – слова из незавершенной поэмы М.В.Ломоносова «Петр Великий»:

Колумбы росские, презрев угрюмый рок,

Меж льдами новый путь отворят на восток,

И наша досягнет в Америку держава.

В оде 1747 г. М.В.Ломоносов, имея в виду Витуса Беринга (1681-1741), писал:

Колумб российский через воды

Спешит в неведомы народы.

Выражение используется в торжественных случаях, при обращении к героическим страницам истории русского флота.

Конкистадóры (см. Словарь) – в переносном смысле грубые жестокие завоеватели, грабители.

Король Лир – герой одноименной трагедии В.Шекспира (1608), старый король, изгнанный из дома после раздела наследства неблагодарными дочерьми. Имя его стало нарицательным.

Король царствует, но не управляет – впервые это выражение по-латыни (Rex regnat sed gubernat) было употреблено польским гетманом Яном Замойским (1541-1605) на одном из заседаний вального общепольского сейма.

Король умер, да здравствует король! – традиционная средневековая формула, принятая в европейских монархиях, провозглашаемая королевскими глашатаями населению при смене правителя. Сегодня выражение употребляется, когда речь идет о человеке, легко меняющим свои взгляды и убеждения в зависимости от интересов сиюминутной ситуации. Такого человека еще сравнивают с флюгером; смысл выражения аналогичен пословицам «держать нос по ветру» и «чуять, куда ветер дует».

Крестовый поход (см. Словарь, ч.I) – сейчас под К.п. в переносном смысле обычно понимается целенаправленное противодействие, преследование или гонения со стороны реакционных или консервативных сил проявлениям инакомыслия в какой-либо области общественной, научной или культурной жизни; в этом смысле выражение аналогично «охоте на ведьм». В повседневной жизни выражение К.п. часто употребляется шутливо-иронически.

Круглый стол – в средневековой Западной Европе был очень популярен цикл рыцарских романов о короле Артуре и рыцарях Круглого Стола. В одном из этих романов волшебник Мерлин дает идею королю бриттов Утеру (отцу Артура) создать рыцарский орден Круглого Стола. Рыцари следя на королевских пирах за круглым столом, чувствовали себя равными, ведь здесь не было лучших и худших мест. Идея «круглого стола» была воспринята в международной политике, чтобы подчеркнуть равноправие всех совещающихся или договаривающихся сторон. Выражение «круглый стол» вошла в нашу жизнь также и для обозначения любого мероприятия, связанного с обсуждением какой-либо проблемы, на котором свободно высказываются и объективно оцениваются различные точки зрения.

Кто не умеет притворяться, тот не умеет царствовать – слова французского короля Людовика XI (см. Всемирный паук).

Курица в горшке (супе) – французский король Генрих IV Великий (1589-1610) будто бы однажды сказал герцогу Савойскому: «Если Бог продлит мне жизнь, я добьюсь того, чтобы в моем королевстве не осталось ни одного крестьянина, который не был бы в состоянии иметь курицу в своем горшке» (H.de Péréfixe. Histoire du roy Henry le Grand, 1861). Эта фраза стала крылатой в такой редакции: «Я хотел бы, чтобы по воскресеньям у каждого крестьянина была своя курица в супе».

Летучий голландец – в Нидерландах, где жизнь людей была неразрывно связана с морем, было сложено много сказок и легенд о моряках. В одной из легенд рассказывалось об отважном мореплавателе, поклявшемся обогнуть преграждавший ему путь мыс несмотря на разбушевавшийся на море шторм, хотя бы на это потребовалась вечность. За свою самоуверенность и гордыню он был наказан, став вечным скитальцем по бушующим морям и океанам. Легенда гласила, что его появление предвещало гибель встретившемуся на его пути судну. Легенда появилась, вероятно, в эпоху Великих географических открытий. Вполне вероятно, что историческим прототипом бесстрашного моряка стал португальский мореплаватель Бартоломеу Диаш, первым обогнувший после завершения своей экспедиции мыс Доброй Надежды. В XVII в. эту легенду в основном связывали в именем голландских капитанов, что и отразилось в ее названии. Выражение «летучий голландец» прилагают к людям, которые находятся в постоянном движении, к любителям путешествий, туризма, а также к «летунам» на работе.

Magister dixit (магистэр диксит) – в переводе с латыни – «так сказал учитель». Это была обычная ссылка схоластов на непререкаемый авторитет Аристотеля в качестве единственного аргумента. Сегодня так говорят¸ имея в виду выступление, высказывание и т.п., лишенное доказательной базы и подкрепленное только ссылкой на чей-либо авторитет.

Мещанúн во дворянстве – заглавие в русском переводе комедии Мольера «Ze Bourgeois gentilhomme» (1670), в которой осмеян буржуа Журден, всеми путями стремящийся проникнуть в высшее общество и слепо во всем подражающий дворянству. Все его попытки быть похожим на дворянина выглядят смешными и нелепыми. Этими словами обозначают выскочку. Русский аналог – «Из грязи в князи».

Много шума из ничего – название комедии Шекспира (1600), ставшее поговоркой. Аналогично появившемуся в XVIII в. выражению французского политического мыслителя Монтескьё (1689-1755) – «Буря в стакане воды».

Молчание – знак согласия – выражение римского папы Бонифация VIII (1297-1303), сформулированное в одном из посланий. Восходит к Софоклу (496-408 гг.до н.э.), в трагедии которого «Трахинянки» есть фраза «Разве ты не понимаешь, что молчанием ты соглашаешься с обвинителем?»

Мудрость – дочь опыта – афоризм принадлежит гениальному итальянскому художнику, скульптору, архитектору и поэту Микеланджедло (1475-1564).

Мэтр (см. Словарь, ч.I) – понятие пришло из средневекового ремесла, означает настоящего мастера своего дела, так уважительно называют выдающихся деятелей искусства, науки, литературы.

На этом я стою и не могу иначе – слова из речи зачинателя европейской Реформации Мартина Лютера (1483-1546) на Вормсском рейхстаге 18 апреля 1521 г., куда он был вызван для объяснений и предполагаемого отречения от своих убеждений в присутствии нового германского императора Карла V. Но Лютер, зная, что в случае отказа от отречения, его ждет неизбежное преследование и возможно судьба Яна Гуса, проявил твердость духа, не пошел против совести и отречение отверг. Заключительные слова его речи стали крылатыми.

Нелáдно (нечúсто) что-то в Датском королевстве – один из вариантов перевода слов Марцелло в трагедии Шекспира «Гамлет» (действие 1, явление 4). Выражение это означает скрытое неблагополучие в каком-то деле.

«Непобедимая армáда» - огромная военная флотилия испанского короля Филиппа II, названная из-за уверенности в победе «Непобедимой армадой» («армада» - большой флот), была направлена в 1588 г. для завоевания Англии. Небольшие английские корабли, хорошо оснащенные артиллерией, встретили испанцев в Ла-Манше. Сражение длилось более недели, англичане одержали блестящую победу. Остаток «Н.а.» вынужден был уйти на север, чтобы в обход Англии вернуться на родину. Буря, начавшаяся в Северном море, довершила бесславную гибель испанского флота. Выражение употребляется в ироническом смысле.

Нет бога, кроме бога, и Магомет пророк его – два основных неразделяемых догмата мусульманства. Выражение используется иронически.

Нет повести печальнее на свете – слова герцога, завершающие трагедию Шекспира «Ромео и Джульетта» (1597).

Новый Свет – интересно, что первым это выражение употребил сам Колумб, правда, в виде сравнения, описывая в одном из своих писем впечатления от открытых им земель. Ученый-гуманист Петрус Мáртир Англéрнус уже через полгода после возвращения Колумба из первой экспедиции высказывал гениальную догадку о том, что Колумб открыл «Новый Свет» (novus orbis). Впервые официально это словосочетание прозвучало в том же 1493 г., когда по указу испанского короля Фердинанда V Католика Колумбу был пожалован герб с девизом: «Для Кастилии и Леона Новый Свет Колумб нашел». Правда, выражение Н.С. здесь, скорее всего, понималось как название только новой страны, перешедшей под власть испанской короны. Научные доказательства того, что Колумбом была «открыта, как видно, новая часть света» в 1503 г. привел итальянский мореплаватель Амерúго Веспýччи», плававший по следам Колумба к новым землям. Опубликованные письма Веспуччи получили в Европе столь широкую известность, что немецкий картограф Вальдземюллер в 1507 г. на своих картах обозначил новый материк под именем Америго Веспуччи. Выражение Н.С. стало крылатым, оно постоянно используется и сегодня, особенно при противопоставлении Америки и Европы, ставшей отныне Старым Светом.

Огнем и мечом – первоначально выражение, вероятно, восходит к наиболее эффективным и радикальным методам древней медицины – хирургической операции и прижиганию огнем для остановки кровотечения и обеззараживания. Так, знаменитый древнегреческий врач Гиппократ (V в. до н.э.) говорил: «Что не исцеляет лекарство, то исцеляет железо, что не может исцелить железо, то исцеляется огнем». Позднее, в I в.до н.э. римские поэты (напр., Овидий и др.) стали употреблять это выражение в другом смысле – беспощадное уничтожение противника оружием и пожарами. Выражение стало особенно популярным после выхода в свет романа польского писателя Генриха Сенкевича (1846-1916) «Огнем и мечом». Как правило, оно теперь стало употребляться в переносном смысле как безжалостное, чрезвычайно жестокое уничтожение чего-либо. Очень часто такими словами характеризуются действия, относящиеся к средневековой истории (подавление народных восстаний, походы немецких крестоносцев против славян, карательные экспедиции вообще, насильственная христианизация – напр., индейцев в Америке и т.п.).

Она меня за муки полюбила,

А я её за состраданье к ним

Слова Отелло из одноименной трагедии В.Шекспира «Отелло, венецианский мавр» (1604), сказанные им о Дездемоне и о возникновении между ними взаимного чувства. Выражение чаще всего употребляется иронически.

О святая простота! – по легенде эти слова произносит чешский национальный герой, обличитель пороков католический церкви Ян Гус (1369-1415), осужденным этой церковью на соборе в г.Констанце и приговоренный к сожжению на костре. Эти слова вырвались у него, когда он увидел, что какая-то старушка в религиозной экстазе подбросила в разгоравшийся костер охапку хвороста. Часто это выражение употребляется по-латыни: «O sancta simplicitas!»

От доскú до доскú – чаще всего эти слова произносят, когда внимательно от начала до конца прочитывают книгу или изучают подшивку каких-либо документов. Своими корнями выражение уходит в средневековье, когда переплеты книг делали из дощечек, обтянутых кожей.

Отéлло – главный герой одноименной трагедии Шекспира, венецианский мавр, который поверив клевете, в порыве ревности задушил свою жену Дездемону. Имя О. стало синонимом ревнивца.

Открыть Америку – ироническое выражение, по смыслу аналогичное словам «Изобрести велосипед» или «Волга впадает в Каспийское море».

«Охота на ведьм» (см. Словарь, ч.I) – массовые процессы против «ведьм» в XV-XVII вв., организованное церковными и светскими властями и охватившие все страны (как католические, так и протестантские). Официальные методы следствия изложены в книге монахов-инквизиторов Инститориса и Шпренгера «Молот ведьм». Признания жертв следствие добивалось такими узаконенными методами, как чудовищные пытки, обман, провокации и т.д. Для возбуждения дела достаточно было доноса, людской молвы и т.п. Как правило, суд заканчивался вынесением обвинительного приговора. Осужденных отправляли на костер (см.Аутодафе), а их имущество подлежало конфискации. Выражение перешло в сферу государственной политики, когда в политических целях объявляется масштабное преследование инакомыслящих.

Панýргово стадо – выражение употребляется для характеристики группы людей, толпы, в слепом порыве следующей за кем-либо. Возникло из описания эпизода в романе французского писателя-гуманиста Франсуа Рабле (1494-1553) «Гаргантюá и Пантагрюэль» (1534). Пройдоха Панург, один из героев романа, поссорился с купцом, перевозившем на корабле стадо баранов. Обиженный Панург решает отомстить купцу. За большие деньги он покупает у купца самого крупного барана и бросает его за борт. Все стадо немедленно бросилось за своим вожаком, увлекая за собой и пытавшегося остановить овец купца.

Париж стоит мессы (обедни) – в ходе гугенотских войн после убийства французского короля Генриха III пресеклась династия Валуа (1589). Королевская власть должна была перейти к представителю боковой ветви династии Генриху Бурбону, королю Наварры, но католики не хотели видеть на престоле короля-гугенота (см. Словарь, ч.I). Войны продолжались. Особенно сильное сопротивление оказывал Генриху Париж. Протестантское вероисповедание Генриха Наваррского становилось преградой для прекращения длившихся уже более трех десятилетий гражданских войн. Генрих принимает решение в очередной раз перейти в католичество (ему уже это приходилось делать под угрозой смерти в Варфоломеевскую ночь). «Париж стоит мессы», - так по преданию сказал будущий король. В июле 1593 г. он публично отрекся от кальвинизма, а уже в феврале 1594 г. был коронован как законный король Франции под именем Генриха IV. Потомки нарекли его Великим.

Выражение означает необходимость пойти на компромисс ради достижения важной цели.

Первый среди равных – выражение восходит ко временная первых французских королей из династии Капетингов (с конца Х в.), на которых именно так смотрели королевские вассалы – герцоги, маркизы и графы.

Положение обязывает – одно из основных правил рыцарской чести, обязывавших рыцарей всегда поступать в соответствии с требованиями, налагаемыми званием рыцаря.

Похвальное слово глупости – название сатиры выдающегося представителя Северного Возрождения Эразма Роттердамского (1469-1536). Употребляется в значении: глупость, вздорное суждение, высказанное с апломбом, безапелляционно.

Прав у подданных нет, есть одни только обязанности – слова французского короля-«Солнце» Людовика XIV (1643-1715).

Пуританин (см. Словарь, ч.I) – характеристика человека, отличающегося чрезмерной строгостью вкусов, привычек, образа жизни.

Распалась связь времен – слова датского принца Гамлета из одноименной трагедии Шекспира (1601).

Ромео и Джульетта – имена героев одноименной (1597) трагедии В.Шекспира, ставшее нарицательным для обозначения влюбленной пары.

Росинáнт – таким именем нарек своего коня Дон Кихот (см. Словарь, ч.II). В описании Сервантеса Р. напоминает живой скелет (по исп. Rocin – конь, ante – прежде). С тех пор имя Р. стало нарицательным для обозначения старой, исхудавшей, изможденной лошади.

Рыцарь без страха и упрека – так именовали современники французского рыцаря Пьера Терайя де Баярда (1473/1476-1524), так он назван и в книге «Приятнейшая, забавная и отдохновительная история, сочиненная честным слугой о событиях и поступках, успехах и подвигах доброго рыцаря без страха и упрека, славного сеньора Баярда…» (1527). В сражениях Б. отличался беспримерной храбростью и благородством. Дважды он попадал в плен, и оба раза его выпускали на свободу без выкупа в знак признания его воинской доблести. После гибели Б. обе враждующие армии заключили перемирие для достойного погребения с воинскими почестями тела героя. Этим же почетным прозванием именовался еще один соотечественник и современник Б. выдающийся полководец Луи де ла Тремуай (1460-1525).

Теперь это выражение употребляется для характеристики смелого, мужественного, с высокими нравственными принципами человека.

Сжечь корабли - предыстория этого выражения уходит корнями в глубокую древность. История знает несколько событий, связанных с действиями, отрезающими дорогу назад. Одним из наиболее известных случаев является сожжение всех своих кораблей конкистадором (см. Словарь, ч.I) Эрнаном Кортесом (1485-1547) перед началом завоевательной экспедиции против ацтеков, чтобы отрезать своим солдатам путь к отступлению: им оставалось только идти вперед (1519).

Выражение означает: предприняты такие решительные меры, которые делают невозможным возврат к прежнему состоянию, оставляя единственный выход – движение вперед к намеченной цели.

Аналогичный смысл имеют выражения «Перейти Рубикон» (Юлий Цезарь, I в.до н.э.) и «Поставить все на карту».

Сезáм, отворись (откройся) – выражение из первого французского перевода (1704-1708) арабской сказки «Али-Баба и сорок разбойников», входящей в сборник «Тысяча и одна ночь» (См. Словарь). В оригиналах этих слов нет, но с тех пор они стали её неотъемлемой частью.

Выражение часто употребляется в шутливом смысле при намерении проникнуть в какую-либо тайну, преодолеть преграду и т.д.

Синяя Борода – персонаж старофранцузской сказки, обработанной в 1697 г. Шарлем Перро, вышедшей под названием «Рауль, рыцарь Синяя Борода». Ее герой, кровожадный рыцарь, убивающий за излишнее любопытство своих жен. С тех пор прозвище Синяя Борода стало нарицательным наименованием ревнивого жестокого мужа. Но, как полагают некоторые исследователи, у сказочного персонажа был ужасный реальный прототип – барон Жиль Лаваль де Рец (Рэ), государственный деятель и маршал Франции (1404-1440). В молодости он прославился как отважный воин, защитник осажденного Орлеана, воевавший над знаменами Жанны д, Арк, заслуженно ставший маршалом. Но потом он отошел от дел, запершись в своем замке, морально деградировав и превратившись в чудовище в человеческом облике. Среди окрестных жителей о нем распространилась слава колдуна, убивавшего в ритуальных целях детей. Было проведено расследование, де Рэ был признан виновным и сожжен на костре. Таким образом, смысл этого прозвища имеет еще одно значение, став синонимом страшного злодея.

Скандальная хроника – так было озаглавлено издателем второе издание (1611) книги о французском короле Людовике XI (1461-1483), вероятно написанной его оруженосцем Денú Гесселéном – «Хроника христианнейшего и победоносного Людовика Валуа, одиннадцатого этого имени». Выражение говорит само за себя.

Слишком правдиво – слова, сказанные папой Иннокентием X по поводу его портрета, написанного гениальным испанским живописцем Диего Веласкесом (1599-1660).

Сражаться с ветряными мельницами – выражение характеризует бесплодную и бесполезную борьбу с воображаемыми трудностями, такую, которую вел Дон Кихот (см. Словарь, ч.II) с ветряными мельниками, приняв их за грозных великанов.

Тот не умирает, кто отдает жизнь науке – средневековая арабская пословица.

Тысяча и одна ночь – название знаменитого сборника арабских сказок, окончательная редакция которого относится к XV-XVI вв. См. Словарь, ч.II – Арабские сказки, смысл тот же.

Укрощение строптивой – название комедии Шекспира (1593), сюжет которой заключается в том, что остроумный муж под видом угождения капризной и взбалмошной жене успешно ее перевоспитывает. Выражение применяется, когда речь идет 1) о перевоспитании людей с тяжелым характером или 2) о применении каких-либо насильственных действий против различных форм протеста в разных сферах жизни и деятельности.

Утопия (см. Словарь, ч.I) – название стало нарицательным, обозначает несбыточную мечту, фантазию, красивую сказку.

Фальстáф – один из героев в пьесах В.Шекспира «Генрих IV» (1598) и «Виндзорские проказницы» (1602) – толстяк, любящий вкусно поесть и хорошо выпить, хвастун, балагур и трус. Ф. – нарицательное имя для подобных людей.

Философия – служанка богословия – выражение приписывается историку католической церкви, апологету папства Цезарю Баронию (1538-1607). Это выражение часто произносится с соответствующей случаю заменой слов, например: «Музыка – служанка поэзии» (Глюк) и т.д.

Философский камень – по представлениям средневековых алхимиков, это – вещество, которое обладало способностью превращать в золото серебро и даже неблагородные металлы; оно – панацея от всех болезней, средство для вечной молодости. Мечтой средневековых алхимиков было создание этого фантастического Ф.к. Термин употребляется в переносном смысле как основа основ, начало всех вещей.

Цель оправдывает средства (см. Словарь, ч.I - Иезуиты) – в этих словах заключался основной моральный принцип деятельности ордена иезуитов. Средства для достижения поставленной цели могли быть любыми, вплоть до убийства.

Человек он был – эти слова произносят, когда хотят подчеркнуть высокий нравственный облик человека, его душевные качества. Именно такой смысл и вкладывает Гамлет, говоря о своем отце.

Что с воза упало, то пропало (см. Словарь, ч. – Призовое право) – теперь так говорят о потерянных вещах, которые нет никакой вероятности найти, о безвозвратных потерях.

Чья власть (страна), того и вера – этот принцип был положен в основу Аугсбургского религиозного мира 1555 г., по которому вероисповедание князя какой-либо территории Германии определяло и вероисповедание его подданных. Выражение стало крылатым.

Шедевр (см. Словарь, ч.I) – этим словом называют выдающиеся произведения литературы и искусства, например, шедевры мировой живописи и т.д.

Эльдорадо – поток хлынувших после открытия Америки в Европу золота и серебра породил слухи о том, что где-то в глубинных недоступных районах Южной Америки находится сказочно богатая страна. Реальной основой этих слухов стал дошедший до ушей конкистадоров (см. Словарь, ч.I) рассказ об обряде посвящения в вожди у племени муисков. Вновь избранный после смерти предыдущего вождя касик в сопровождении пышной свиты отправлялся на озеро Гуатавита, весь покрытый золотой пылью, сверкающий как солнце. На плоту он достигал середины озера и нырял в его воды до тех пор, пока вся покрывавшая его золотая пыль не смывалась. Тем временем его окружение бросало в озеро различные золотые предметы (посуду, украшения и т.п.). По-испански «позолоченый человек» звучит как el Hombre Dorado, отсюда и название места, где проходила эта священная церемония. Испанцы это место нашли, но реальность оказалась куда прозаичнее – и обычай уже не соблюдался (муиски к этому времени были уже завоеваны другим индейским племенем), и несметных сокровищ у них, оказывается, никогда не было. Однако слух не умер. Стали распространяться различные версии о других, подлинных местах расположения Эльдорадо. Многочисленные экспедиции, его искавшие, страны сказочных богатств так и не нашли, зато в ходе их было сделано немало важнейших географических открытий, этнографических наблюдений. В 1913 г. английской экспедиции, оснащенной новейшей техникой, удалось-таки осушить озеро Гуатавита. На дне нашли несколько изделий из золота, представлявших только чисто археологический интерес. Как пишет американский исследователь истории Великих географических открытий Р.Рамсей, «Эльдорадо давно мертво, но призрак его все еще продолжает странствовать» (Р.Рамсей. Открытия, которых никогда не было. М. «Прогресс», 1977, с.21). Этим словом стали обозначать страну-мечту или, что гораздо прозаичнее. Место, работу, бизнес, приносящие неплохой доход.

Я мыслю, значит, существую – афоризм французского философа Ренé Декáрта (1596-1650). Часто цитируется по-латыни: «cogito, ergo sum».

Я предпочитаю быть правым в одиночку, чем ошибаться не только с мудрецами, но и со всем остальным светом – слова знаменитого французского хирурга Амбруаза Парэ (1510-1590).

Выражение

Литтре утверждает, что «exprimer » значит «в силу потребности выплескивать вовне то, что находится внутри». Для моего дальнейшего замысла больше подошло бы слово «экстериоризация», чем «выражение» (expression ), не будь оно столь уродливым. То, что человек ощущает в глубине своего естества, то, что он вообразил, изучил, то, с чем он хочет познакомить других, что хочет им объяснить, – к этому относится почти все, о чем я говорил до сих пор. Чтобы достичь этих целей, у человека есть много путей: он может прибегнуть к жесту, и я встречал профессиональные или ритуальные жесты; он может говорить, даже кричать, во всех видах, какие позволяет ему голос, – в семье, на рынке, с кафедры. Более того, это исторический источник первостепенной важности, к которому я часто обращался; настоящие специалисты по устному слову даже занимали выдающееся место – те, кто собирал «крики Парижа», те, чьей миссией было распространение слова Божьего, те, кто считал своей задачей поддержание добрых нравов и традиционной морали, как это делали братья-проповедники, доминиканцы или францисканцы. Обмен в мирской или духовной сфере могли поддержать своими ритмами песня и танец. Однако познакомиться со всеми этими «естественными» проявлениями нам трудно, потому что Церковь, хранительница знания, опасалась уклонов в речи или в поведении, которые могли бы стать их следствием. Так, например, ей удалось дискредитировать или во всяком случае скрыть вплоть до наших дней некоторые типы «народного» поведения, вроде того, какое демонстрировали на улицах ватаги «голиардов», отголосок веселости и недисциплинированности школярской молодежи (происхождение слова «голиард» спорно, но это неважно). Эти juvenes , эти scolares подрывали Порядок – церковный, бюргерский – своими криками, шествиями, песнями и прочими бесчинствами, которые можно было быстро и с облегчением подверстать под разряд «анархии».

Если эти формы выражения, увы, слишком во многом нам недоступны, зато наши учебники переполнены теми формами, которые кажутся нам самыми очевидными и которые мы вполне воспринимаем: имеется в виду то, что было написано, построено и украшено, то есть литература и искусство. И даже если «простые люди», жизнь которых изучаю я, никогда не читали хронику Фруассара или не слишком многое поняли в мессидже тимпана Везеле, мне все-таки нужно остановиться на этом.

Кто пишет и что?

Ответы на два этих исходных вопроса интересны не в равной мере. Первый предлагает список из сотен имен и дат, которые можно классифицировать по векам, по регионам, по социальным категориям, даже по использованным сюжетам, – короче говоря, «историю литературы». Гигантский склад! Я могу лишь вымести в нем некоторые углы. Наиболее подходящей для обзора с моей точки зрения мне представляется не номенклатура вдохновенных писателей: до XII века они почти все были церковниками, писали на латыни и, следовательно, в таком состоянии были недоступны для подавляющего большинства «невежд». Я уже говорил о деградации священного языка, о нашествии непосвященных и светских перьев. Мне важно не имя «автора», мне важно выяснить его личный вклад в то произведение, которое ему приписывают. Если это Божий человек, купавшийся, порой с детства, в океане священных источников, его личный или непосредственный вклад можно оценить, только отбросив заимствования, а иногда и плагиат, который он себе позволял; но тогда это вопрос источников вдохновения и внешних влияний. Доверился ли он после этого перу профессионального писца или писал своей рукой, вопрос второстепенный – он относится к сфере поиска автографов, почти невозможного и всегда разочаровывающего. Но когда речь идет о мирянине, эта трудность становится большой, а выяснение этого вопроса – существенно важным, особенно если «автор» оставил нам текст, написанный на латыни, хотя не знал этого языка; впрочем, то же касается и текстов на местном наречии. Один пример, нетрудный для описания: сир де Жуанвиль был «автором» «Книги благочестивых речений и добрых деяний нашего святого короля Людовика», действительно сборника личных воспоминаний сенешаля Шампани как человека, близкого (по его словам) к святому Людовику, и бывшего участника крестового похода в Египет. Это произведение, написанное с целью пополнить материалы для канонизации короля, было предъявлено в 1309 году, когда автору перевалило за восемьдесят; таким образом, он вспоминал события полувековой давности. Проблема не в том, чтобы проверить достоверность воспоминаний восьмидесятилетнего старика или достоверность текста, составленного с агиографическими целями, а в том, чтобы понять, как были собраны эти рассказы. Жуанвиль умел писать – в административном акте одной из его земель сохранились две строчки, написанные его рукой, но крайне коряво. Значит, в 1309 году он не мог держать перо; однако живость рассказа, оригинальный стиль, пикантность анекдотов отражают очень индивидуальное мышление; может быть, он диктовал? В таком случае – исходя из чего? Полагаясь только на собственную память, на разыскания, на записи, сделанные в течение лет? Если добавить, что рукописи, содержащие «Историю короля», относительно редки и к периоду до XVI века относится лишь несколько, можно заключить, что одно из самых знаменитых произведений средневековой французской литературы не было ни воспринято, ни распространено даже среди придворных и, следовательно, оставалось неизвестным «публике».

Пример Жуанвиля известен и поэтому мне запомнился; но то же можно сказать почти обо всех «авторах»-мирянах. Показательный набор: Гильом IX, герцог Аквитанский, колоритный поэт на языке «ок», или Фульк, граф Анжуйский, страстный любитель генеалогий, в XI и XII веках, графиня де Диа или Мария Французская и ее «лэ» (если они существовали), Вильгельм Маршал и его автобиография или Кретьен де Труа и его романы в XIII веке – держали все эти люди в руках перо? Конечно, нет. Но тогда кто выступал посредником между их «творчеством» и пергаментом, чтобы записать его? Любопытно, что больше всего шансов отловить настоящего автора-писателя мы имели бы, обратившись к самым бедным из них, поскольку себя и свой «путь следования» они часто представляли сами – так нередко поступали писавшие на языке «ок» «трубадуры» в разо, предваряющем стихотворение; у артуаских «игр» и «сказов» XII века были известные авторы, называвшие и хвалившие себя, – Адам де ла Аль или Жан Боден, несомненно, не имевшие возможности заплатить писцу из собственного кармана. Очевидно, что в отношении XIV и XV веков уверенности будет уже больше: бесспорно, Фруассар, «Парижский горожанин» или Вийон сами сочиняли свои тексты и сами же их записывали на пергамент. И поскольку «дневники», «воспоминания», «семейные книги» явно не были рассчитаны на обнародование, то горожане или купцы конца средневековья ни с чьей стороны не встречали интереса к сбору их личных воспоминаний.

Проще и, кстати, поучительней поставить второй вопрос из упомянутых в начале. Что писали эти люди? Для этого надо сделать обзор того, что называют литературными «жанрами». Ответ очень ясен: десять веков средневековья оставили нам все формы выражения западноевропейской мысли, ставшей плодом греко-римского и кельто-германского наследия, кое-где с некоторыми особенностями и прежде всего с двумя исключениями, на которых я остановлюсь далее. Прежде всего – трактаты и благочестивые труды, наполовину обязанные греческой или «арабской» философии и наполовину – христианской вере; их отголоски и использованное ими сырье доходят до нас и сегодня. Далее – все разновидности обращения к прошлому: хроники, анналы, биографии, где торную дорогу проложила средиземноморская античность, иногда описывающие события от сотворения человека до самого «конца времен»; на пульсе этого жанра руку держала церковь. Потом, в качестве поэтического их продолжения, – воинские эпопеи, «жесты» (слово «geste» означает «храбрость»), скандинавские саги, германские песни о «Нибелунгах», каролингские «циклы», которые все были написаны в расчете на господствующий класс родовых или военных вождей; но разве античность не знала «Илиаду» и «Энеиду»? Потом целый разряд многоликой поэзии – лирическая, бурлескная, нравоучительная, дидактическая, сатирическая; рассказы о путешествиях, описания городов и местностей, технические руководства, наконец, театр, хоть и довольно поздно. Все это в более или менее неизменном виде по-прежнему привлекает наших писателей, тем более что отдельные «жанры» могут больше, чем встарь, соблазнять сегодняшних людей, которых мы называем или даже считаем «просвещенными». Оставим же этот скучноватый перечень.

Но вот что было новым и тем интересней, что не могло отсылать к античным прародителям, а сегодня даже относится к самым популярным жанрам. Мы живем прежде всего в среде словарей и энциклопедий, и откуда взялось это пристрастие, не суть важно. Но это изобретение – объединять все, что известно или что есть надежда узнать, – средневековое; может быть, оно порождено оборонительной позицией людей, живущих в мире, который способен рухнуть и наследие которого хотят собрать, – таковы «Этимологии» Исидора Севильского в VI веке; или, наоборот, в них оптимистично видели плацдарм для будущего, которое следует просветить, – это относится к «Speculum» Винцента из Бове или к многочисленным «Зерцалам» XIII века. Попыток расположить собранные данные, то есть слова или понятия, в алфавитном порядке не было или почти не было; может быть, к этому приему прибегали только составители небольших иллюстрированных сборников вроде бестиариев. И напротив, средние века добились триумфального успеха в сфере монументальных полотен, написанных в стихах или прозе и чаще всего на народно-разговорном языке – двадцать тысяч стихов «Романа о Розе», более всего в той части, которую написал Жан де Мен в конце XIII века, и десять тысяч стихов «Божественной комедии» Данте изображают весь мир; а значительное количество их рукописей, несколько сотен, дошедших до нас, показывают, что они, похоже, имели успех далеко за пределами некой обычной элиты. Надо перескочить через более «новые» века, целиком проникнутые «гуманизмом», где человек есть все, чтобы найти сходный уровень, и будет это намного позже – в веке Просвещения.

Другой категорией литературы, родившейся в средневековье, был роман. Для нас это самое типичное литературное произведение – сегодня во Франции ежегодно публикуется более семисот романов. Античность хорошо знала несколько сказок с персонажами – во времена Горация или Овидия, но сам жанр был, похоже, не очень популярен. Первые «песни» на латыни или местном наречии, возвестившие о его приходе, принадлежат XI веку и часто составлены в стихах; между 1170 и 1230-ми годами множатся фаблио и «новеллы», отражая приобщение масс к культуре; с середины XIII века по XV век происходит расцвет – от англичанина Чосера до итальянца Боккаччо через авторов «Романа о Лисе», Рютбефа или через «Окассена и Николетт». «Роман», первоначально любое произведение на обиходном языке, стал текстом, имеющим постоянные составляющие: анекдот, типичные персонажи, мирской сюжет и условно изображенные личные чувства; христианский аспект и героические добродетели отступили на второй план под напором реализма, смешивающего занимательную побасенку с данностями повседневной жизни. Авторами их были профессионалы, вероятно, клирики, но отличавшиеся невысокой культурой, как и публика, на которую они рассчитывали; большинство осталось для нас анонимами. Многие из этих романов породили вкус к античности, но отнюдь не реальное ее знание, – в ней нашли богатую жилу необыкновенных приключений, удивительным героем которых стал некий странный Александр Македонский; другой жилой был признан «бретонский материал» – мешанина из кельтских, скандинавских, саксонских, может быть, иберийских заимствований, где в «циклах», испытавших несколько всплесков популярности в период с 1150 по 1350 год, метались Артур и его рыцари, Тристан или Зигфрид. Позже вкус к сказке проник в Италию и Германию, но в других условиях восприятия вдохновение ее авторов получило иной отклик.

Для кого и почему пишут?

Два этих вопроса по сути завершают предыдущий обзор, и попытка их разделить имеет довольно искусственный характер. Ответ на первый поневоле оказывается упрощенным, если его не объединить с ответом на второй, существенным для моего замысла. Писали в расчете на свою аудиторию независимо от того, намеревались ли ее просвещать или развлекать. В противоположность стольким более поздним авторам, не говоря уже о нашем времени, где это стало общим местом, люди средневековья редко брались за перо, чтобы говорить о самих себе: Гвиберт Ножанский, мусолящий рассказ о несчастном детстве, Жуанвиль, склонный превозносить свое место в истории и свои подвиги, Абеляр, изливающий жалобы на личные невзгоды, Вийон, хвалящийся хулиганским образом жизни, – это все исключения. Другие повествовали о воинских, дипломатических или просто сексуальных подвигах, собирали поучительные примеры, уроки, методы с расчетом на их применение. Если это были люди Церкви, они надеялись убедить верующих в божественном могуществе; если это были миряне, они рассчитывали насыщать memoria или просто развлекать, не получая от этого личной выгоды; при этом они тоже предпочитали использовать героические рассказы, а не скатологические тексты, ведь внимание слушателя надо было удерживать, а с течением времени оно претерпевало изменения; сегодняшний историк способен замечать лишь некоторые отблески, отброшенные тогдашней социальной жизнью, – так, рост городского населения способствовал поддержанию вкуса к театру и к более или менее непристойным историям; постепенное замыкание аристократии на классовых ценностях стало основой для подъема «куртуазного» или эпического жанра; развитие научной любознательности, которую питали переводы с арабского или рассказы путешественников, поддерживало существование полемической литературы; а многоликая поэзия, очевидно, была отражением нравственного или просто-напросто материального климата своего времени. Мы недостаточно осведомлены об отношении читателей к произведениям, к которым они имели доступ; судить об этом мы можем только по количеству экземпляров того или иного произведения, дошедшему до нас, – критерий довольно несовершенный, не столько из-за утрат, случайных или нет, сколько из-за самой природы целевой аудитории: здесь – богатые воины, любители иллюстрированных «жест», там – «простые» люди, передающие из рук в руки экземпляр «сказа» на плохом пергаменте. Эти века, столь отличные от нашего, можно охарактеризовать одной-единственной чертой: контрлитературы, которая бы нападала на произведение или автора во имя якобы попранных принципов, не существовало, либо она еле шептала в «письмах» или проповедях; правда, ее следы могла стереть церковь. Так что складывается впечатление, что публика никак не возражала против мессиджа, предлагаемого ей; знаменитого учения об «измене клириков» в средние века не существовало; еще и в конце тех времен ученые доктора по-прежнему громили друг друга по-латыни в борьбе изнурительной, но совершенно неинтересной для человека из хижин.

А ведь он-то для меня и важнее всего – либо подмастерье в городе, либо торговец на пристани. В таком случае ответ прост: человек из массы предпочитал слушать и даже читать, если можно, на обиходном языке, «нравоучения», все то, что подтвердит кюре с амвона, что может послужить материалом для обсуждения дома или для рассказа «сказителя». В городе он ходил развлекаться на «игры», «соти», «мистерии», которые перед ним разыгрывали или в которых он даже участвовал; он знал и одобрял фаблио и популярную поэзию, удовлетворявшие его вкус к сатире, скабрезности и «красивым историям». Но не факт, что разные «ветви» «Романа о Лисе», даже несмотря на их простонародный характер, имели тот успех, какой им обычно приписывают.

Нравственные или воинские достоинства, возвышенная или утонченная любовь, христианская чувствительность или клановый дух – целый разряд средневековой литературы как будто был рассчитан только на один общественный класс и воспринимался только им: больше никто не мог его оценить или даже понять. Как и на многие другие сферы жизни тех времен, наши современники особо пристально уставились на «куртуазную литературу» – прилагательное темное и в целом очень малопонятное. Эта литература выводит на сцену только героев, бойцов за веру, мужчин и женщин высокого, очень высокого положения, ведущих изысканные сексуальные бои, о которых все еще спорят: реальность или вымысел? Обольщение или мачизм? Героизм или лицемерие? Эта литература – дело рук профессионалов, помешанных на символах и набитых стереотипами; в своей основе она оставалась достаточно ученой и охотно заимствовала материал из античности, из фольклора, особенно кельтского, из священной истории или из этнических фантазий. Она дала королей для карточных игр, россыпью – псалмопевец Давид, авантюрист Александр, властитель мира Цезарь и царь царей Карл; довольно странно, что здесь нет только Артура (все же медведь, по-гречески arctos, был царем, хоть и зверей) и его команды искателей Грааля, сосуда, в который была собрана кровь Христа, распятого на Кресте. Любопытная сфера, где проявлялось воображение сильных мира сего; но можно ли всерьез поверить, что эти персонажи и их необыкновенные распри хоть как-то волновали более чем одного человека из десяти? Кстати, церковники быстро усмотрели под доспехами Ланселота сатану.

Вклад художника

А ведь сатана был хорошо заметен и без куртуазных песен: его ваяли на тимпанах Сен-Лазара в Отене, в сценах от Искушения до Страшного Суда, как и на сотнях других зданий, рисовали меж завитков инициалов «Нравственных поучений в книге Иова», на фресках Аньер-сюр-Вегр, и повсюду в устрашающем виде. Он отнюдь не нуждался в словах, чтобы показать себя: он был змеей, волком, чудовищным животным, иногда огнем. Человек, изображавший его таким, тоже выражал свое чувство – значит, искусство вполне можно считать одним из путей познания. Но привести здесь бесконечные списки живописных и скульптурных памятников или произведений еще более невозможно, чем списки текстов, о которых только что шла речь. Их составление может представить интерес лишь в одном смысле – оно показывает, что в конечном счете от эпохи средневековья нам осталась, и порой еще в неизменном виде, такая масса построек, живописных и скульптурных украшений, дешевых или роскошных изделий из дерева, металла, стекла, слоновой кости, тканей или камня, которая по самым скромным подсчетам более чем в сто раз превосходит по численности всю совокупность текстов, с которыми я только что попытался познакомить своих читателей. Это богатое месторождение стало предметом описей, совершенно неполных и по сей день даже в таких странах, интересующихся своей старинной культурой, как Франция или Италия. Чтобы еще усложнить восприятие этого сокровища, надо отметить, что многие из этих произведений, особенно построек, в течение веков претерпели немало искажений и переделок в угоду сиюминутным потребностям или просто-напросто моде. Если письменное свидетельство плохо воспринимает переделки, разве что в форме «глосс», добавляемых придирчивым читателем, то почти нет церкви или замка, которые за тысячу лет не знавали бы пристроек, трансформации, перепланировки и перемен в отделке. Мы восхищаемся готическими соборами XIII века и крепостями XIV века, но совсем забыли, что эти шедевры заменяли собой другие, систематически разрушаемые: готика родилась на руинах романского искусства, а последнее уничтожило искусство каролингское. Если по удивительной случайности оказывается, что эти последовательные стадии строительства еще сосуществуют, как в соборе Бове, это производит поразительный эффект.

Так что пытаться дать историю развития всех этих произведений мы здесь не станем; их породили возможности места и потребности момента – камень часто заменял дерево не из-за своих огнеупорных качеств, а потому, что, например, позволял возводить строения, скругленные в плане: так, в замках круглые башни вытеснили квадратные, поскольку исключали появление «мертвых углов» во время нападения; когда были признаны римские технологии цементации и в каменоломнях появилась длинная пила, тесаный камень вытеснил сухую кладку, кирпичные «постели» и opus spicatum (кладку «елочкой»); когда распространилась живопись маслом на холсте, более соответствовавшая новым вкусам, отказались от фресковой живописи на стенах. Поступление все новых технологий из Средиземноморья или Центральной Европы позволяло улучшать сельскохозяйственный инвентарь, конскую упряжь, ткацкие станки или мялки; что касается миниатюры, ставшей чрезмерно дорогой, когда с появлением печати возникла потребность в ее размножении, она уступила место гравюре на дереве, покрываемом чернилами, а потом на меди. Я мог бы и дальше перечислять примеры технических модификаций во всех сферах, но достаточно будет добавить, что все эти «совершенствования» имели социальные или моральные причины, иногда даже экономические: демографический рост городов разрушал церкви, ставшие слишком маленькими, выбор места для новых замков был связан с появлением осадной артиллерии. А в последние века средневековья чума и война вызвали к жизни художественное течение «макабр», где огромную роль играло изображение смерти, как в свое время культ Девы Марии порождал многочисленные «рождества», распятия и «успения».

Средневековое искусство во всех его выражениях насчитывает тысячу лет. Поэтому попытка найти его общие черты обрекает исследователя на бесконечный поиск, поскольку мы только что видели, что они тесно связаны со своим временем. Если я все-таки занимаюсь этим, то сознаю, что наше время и его чувствительность, несомненно, не смогут без риска ошибки дать нам ключи от средневекового искусства. Кроме того, надо добавить, что здание, как и его декор, было делом рук специалистов, в замыслах которых, как, правда, и поныне, не всегда находили место чувства и вкусы народа. Да и непонятно, как и с чего бы, прежде чем возвести или украсить церковь или замок, кто-то стал бы советоваться с крестьянами деревни или подмастерьями из мастерской. Выше я говорил, что «строители соборов», скорее всего, были добровольцами, толкавшими тачку, и что, особенно в городе, когда бюргеры считали, что потратили уже достаточно денег на строительство, которое все не кончается, они отказывались платить дальше, и строение оставалось незавершенным, как в Бове или в Кельне; еще было счастьем, если успевали полностью или частично возвести одну из башен фасада, как в Сансе, Страсбурге, Труа, Амьене и многих других местах.

Притом, и это здесь важно для меня, представляется бесспорным, что производители работ на стройках, в ремесленных мастерских или монахи-миниатюристы в монастырях в большей степени испытывали моральное давление, чем материальное; конечно, в их работах отражалось то, что тогда думали и считали беднота или богачи. Но иногда нетрудно выделить личный вклад художника, даже если считается, что тема или план ему были заданы: маски и гротескные фигуры на креслах и капителях, беглые сатирические наброски пером внутри инициалов красивой книги, чувство юмора, оживляющее даже сцены Страшного Суда, как в Отене, отражают свободу исполнения и, может быть, даже намерение исполнителя избавиться от оков «программы», которую ему таким образом удается обойти. В таких случаях трудно однозначно интерпретировать какую-то форму или тему – все кажется символами, то есть рамками для упрощенной идеи; нам интересно лишь одно: имели ли эти обращения к подсознанию какой-либо шанс на то, что их воспримут простые люди. Я могу здесь привести не одно такое обращение: прежде всего обращение к свету – эмблема дома Божьего, который тем самым вступает в повседневную жизнь; принцип вертикальности – эмблема возрождения человека в противовес горизонтальности ползучего зла; потребность в центре – центре сакральных частей здания или убранства, точке схождения линий на рисунке, это распятие, пересечение стрелок, фигура Христа. Под таким углом зрения символический смысл приобретают простейшие геометрические формы, как квадрат – квадрат небесного Иерусалима, королевской aula (дворца), римского лагеря, общепринятый образ замкнутого мира. Круг становится путем, по которому движутся светила в небе как Творении Божьем; не имея начала и конца, он являет собой образ совершенства. Спираль – это, наоборот, последовательные и продолжающиеся круги, исходящие из единого центра, в качестве образа бесконечности; наконец, крест – это далеко не только эмблема мучимого Христа, это образ четырех направлений, четвертующих человека, даже в большей степени астрономических и физических, чем духовных; крест, приведенный в движение относительно самого себя, становился символом подвижного мира, и греческое искусство широко применяло «свастику», как ее называют, задолго до того, как она стала эмблемой политических режимов, мнящих себя новыми. Все эти и многие другие соображения имеют в глазах историка чисто теоретическое измерение, но они во многих отношениях интересны. Можно ли было надеяться, что внизу, где кишит масса простых людей, уловят отзвук этих умозрительных рассуждений?

В течение всего рассказа, пожалуй, немногие разделы оставили меня настолько неудовлетворенным, как тот, который заканчивается здесь. Мне часто приходилось, и я это сознавал, упрощать или исключать темы, серьезное рассмотрение которых потребовало бы рассуждений, способных увести меня далеко от исходной позиции, – так было, когда я выходил к сфере экономики или социальной иерархии. На этот раз жертва была другой, по крайней мере имела другую природу: я должен был не отбрасывать то, что могло бы вывести меня «за пределы сюжета», а высекать по массе, не имеющей границ; из этого океана имен, произведений, преемственностей я выловил несколько щепок. На этот раз мне бы не хватило места, пожелай я сказать хотя бы самое главное. Я, конечно, сожалею об этом, но и успокаиваю себя – вот я и вышел из области леса, передо мной область духа; ученые или невежественные, внимательные или рассеянные, тонко чувствующие или толстокожие, все эти люди имеют душу либо думают, что имеют ее.

Из книги Бумаги Иисуса автора Бейджент Майкл

Выражение признательности Наконец я очнулся ото сна и вышел на свет, с покрасневшими глазами, бледный, сжимая в руках рукопись и спрашивая, какой сегодня день. Я не смог бы завершить мой труд без помощи окружающих меня людей.Прежде всего, я хотел бы поблагодарить мою жену

Из книги Народная история США: с 1492 года до наших дней автора Зинн Говард

Выражение признательности Ноа, Джорджии, Серене, Ношону, Уиллу и их поколению Я выражаю искреннюю признательность: моим редакторам Синтии Мермен (издательство «Харпер энд Роу») и Рослин Зинн за их неоценимую помощь; Хью Ван Дьюзену (издательство «Харпер Коллинс») за

Из книги Боги нового тысячелетия [с иллюстрациями] автора Элфорд Алан

Из книги Секреты пирамид [Созвездие Ориона и фараоны Египта] автора Бьювэл Роберт

Выражение признательности Книга «Тайна Ориона» является результатом десятилетних исследований. Невозможно упомянуть всех, кто оказал помощь в ее создании. Прежде всего нам следует поблагодарить наших глубокоуважаемых Мишель Бьювэл и Ди Джилберт за моральную

автора Уэрвик-Смит Симон

Из книги Цикл космических катастроф. Катаклизмы в истории цивилизации автора Уэрвик-Смит Симон

Выражение признательности Во-первых, авторы хотят поблагодарить за вклад в создание книги д-ра Уильяма Топпинга, который обнаружил первое важное свидетельство космического события огромной важности. Работа Билла была в основном профинансирована на грант от

автора Болдуин Хэнсон

Выражение признательности Я во многом обязан отставному майору вооруженных сил США Роберту М. Кеннеди, бывшему военному историку, а ныне (1965) профессору Колледжа Сиены в Нью – Йорке, за его доброту, внимательность и терпение. Г – н Кеннеди предоставил некоторые материалы

Из книги Сражения выигранные и проигранные. Новый взгляд на крупные военные кампании Второй мировой войны автора Болдуин Хэнсон

Выражение благодарности Я выражаю благодарность майору Рэймонду Фредетту из ВВС США, автору солидной и оригинальной работы, опубликованной в 1966 году в США и Великобритании, в которой описано происхождение стратегической бомбардировки (The Sky on Fire. New York: Holt, Rinehart & Winston).

Из книги Сражения выигранные и проигранные. Новый взгляд на крупные военные кампании Второй мировой войны автора Болдуин Хэнсон

Выражение признательности и библиография Я во многом обязан контр – адмиралу в отставке И.М. Эллеру из ВМС США, директору отдела истории ВМС, и нескольким его помощникам, которые просмотрели эту главу. Адмирал в отставке Роберт Б. (Мик) Карни, ВМС США, бывший начальник

Из книги Сражения выигранные и проигранные. Новый взгляд на крупные военные кампании Второй мировой войны автора Болдуин Хэнсон

Выражение признательности Я многим обязан Чарльзу Б. Макдональду из Управления начальника отдела военной истории США и генерал – майору в отставке Джону Ширли (Пи) Вуду, командовавшему 4–й бронетанковой дивизией во время ее марша через Францию, за чтение рукописи. Г – н

Из книги Сражения выигранные и проигранные. Новый взгляд на крупные военные кампании Второй мировой войны автора Болдуин Хэнсон

Из книги Ключи от замка Грааля автора Ллойд Скотт

Из книги Люди средневековья автора Фоссье Робер

ВЫРАЖЕНИЕ Литтре утверждает, что «exprimer» значит «в силу потребности выплескивать вовне то, что находится внутри». Для моего дальнейшего замысла больше подошло бы слово «экстериоризация», чем «выражение» (expression), не будь оно столь уродливым. То, что человек ощущает в

Из книги Четвертый Крестовый поход. Миф и реальность автора Парфентьев Павел

ВЫРАЖЕНИЕ БЛАГОДАРНОСТИ Автор статьи выражает глубокую признательность всем, кто помогал и содействовал ему в работе над ней. Особую благодарность хотелось бы выразить: Петру Безрукову за библиографическую поддержку, участие в работе над справочным аппаратом статьи и

Из книги Истоки контркультуры автора Рошак Теодор

Из книги КГБ во Франции автора Вольтон Тьерри

ВЫРАЖЕНИЕ БЛАГОДАРНОСТИ Этой книгой я во многом обязан всем специалистам контрразведки, согласившимся ответить на мои вопросы, зачастую нескромные. По договоренности с ними я не должен их называть. Я выполнил обещание, но хочу, чтобы они знали, в каком я перед ними

От Гость >>

Ряд крылатых выражений древности и средневековья возникли в связи с известными историческими событиями. Заполните пропуски, вставив имена, географические названия и сами «крылатые выражения», которые занесите под соответствующими порядковыми номерами в таблицу.

Памятуя о легендарном средневековом короле __1__ и его рыцарях, беспристрастный обмен мнениями между участниками какого-либо совещания называют «___2___» . О простодушном, наивном человеке, который в своей невежественности не ведает, что творит, говорят так же, как сказал когда-то __3__ старушке, подбрасывающей хворост в костер, на котором его сжигали: «___4___ ». Испытавший унижение человек вспоминает об эпизоде, связанном с противостоянием римского папы ___5___ с императором Священной Римской империи ___6___, вошедшим в историю под названием ___7___ . Вспоминая знаменитого царя __8__ , правившего в царстве ___9___, о чем-то, доставшемся непомерно дорогой ценой, говорят: ___10___ . Когда мы хотим показать, что кем-нибудь овладела навязчивая идея, мысль, с которой его невозможно сбить, и когда нам надо указать на действительную, постоянную и грозную опасность, до устранения которой немыслима нормальная жизнь, мы вспоминаем римского сенатора___11___ и говорим ___12___.

Вставка

Вставка

1) 7) 2) 8) 3) 9) 4) 10) 5) 11) 6) 12)

Загрузка...
Top